ГЛАВА 29JINGLE BELLSМосква, 31 декабря 2005 года. — Джингл беллс, джингл беллс, джингл олл зе вей… Все знают слова этой песенки. Но Митя не знал. Поэтому, спускаясь по лестнице, невесело напевал под нос следующее: — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей… Услышав такое впервые, можно было бы подумать, что песня лишена всякого смысла. На самом деле смысл был, во всяком случае, для Мити. Джимми (главный герой песенки, по мнению Мити) был тем самым Джиммом из мультфильма «Остров сокровищ». «Бэмс» означало, что этот Джимми стукнулся обо что-то головой или коленкой, и только что такое «естудей», Митя не знал, хотя дома мама часто включала эту песню. Однажды, Митя спросил у нее, что означает это слово, но мама не ответила, а только заплакала и прижала Митю к груди. Ну, а так как больше спросить об этом было не у кого, Митя пребывал в неведении. — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей… Ему не очень-то хотелось идти на улицу. Ещё бы! По телевизору куча всяких интересных мультиков, на кухне мама готовит вкусности и можно совмещать просмотр с их поеданием, что является почти пределом наслаждения. Но… к маме пришел один из ее знакомых, дядя Валера, и мама велела Мите одеваться и идти «часик погулять». Дядя Валера из всех маминых знакомых самый неприятный. Всегда старается обнять или ущипнуть ее, совершенно не стесняясь Мити, еще может запросто пройти в грязной обуви на кухню или даже в зал, а один раз раздавил Мите пожарную машинку, пообещал купить новую, и, конечно же, не купил. Дело вовсе не в машинке, хотя и в ней тоже. Просто сегодня такой день, который бывает только раз в году, но когда Митя попробовал об этом заикнуться, мама стала говорить о том, что мясо подорожало, квартплата снова поднялась, Мите на весну надо покупать обувь, ну и все такое. Получалось, что Митя даже должен был радоваться тому, что к ним в гости пришел дядя Валера, хотя ничего радостного в этом событии не было. Пришел, пьяный, торопится, Митю побыстрее выставить за дверь спешит… урод. — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей… Путь с пятого этажа до первого неблизкий, если ступать на каждую ступеньку. Можно, конечно, перепрыгивать, но тогда получится слишком быстро, а спешить на улицу Митя не хотел. Там холодно, а еще может встретиться Левка из дома напротив, тогда точно неприятностей не избежать. Левка — козел почище дяди Валеры, это факт. Дядя Валера хоть не дерется, а этот… — Джимми бэмс, Джимми бэмс… Возле окна на площадке между третьим и вторым этажом стоял незнакомый человек. Заметив его, Митя остановился и с удивлением уставился на незнакомца. С удивлением — потому что его облик никак не вязался с обликом подъезда, в котором он находился. Этот тип был молодым, во всяком случае, моложе дяди Валеры, и может даже моложе мамы. Он был очень богато одет — дорогое пальто, лакированные туфли, шляпа, в руке открытая бутылка, да не обычная из-под водки, а какая-то фигурная, местами квадратная, местами круглая. Жидкость в ней была цвета виноградного сока, но, судя по выражению лица незнакомца, там был не сок, а какой-то более крепкий напиток. Тип смотрел в окно, но когда за его спиной появился Митя, обернулся, смерил взглядом мальчика и сказал: — Джингл беллс. — Что? — переспросил Митя. — Джингл беллс. Ты неправильно поешь. Хотя для этой идиотской песенки в самый раз. — Почему идиотской? — спросил Митя. — Потому что бикос, — буркнул тип и сделал глоток из своей бутылки, после чего протянул ее Мите. — Будешь? — А что это? — Виски. — Неа, — мотнул головой Митя. — Мне нельзя, мне только шесть лет. — Ну тогда пошел вон, — лениво бросил тип и отвернулся к окну. Через несколько секунд он развернулся обратно, убедившись, что мальчик не сдвинулся с места. — Ты что, оглох? Давай, иди куда шел. — А я, может, сюда шел, — сказал Митя, и в доказательство своих слов уселся на ступеньку. Тип посмотрел на него, хмыкнул, хотел что-то сказать, но передумал и снова отвернулся к окну. Митя молча рассматривал его спину, вскоре ему это надоело, и он спросил: — А что такое бикос? — Самый лучший ответ на вопрос «почему?». — Так ведь «почему» бывают разные, — подумав, сказал Митя. — Это универсальный ответ. Вот у тебя кто-нибудь спросит, почему деревья качаются, или почему ты сидишь на ступеньках, а ты можешь ответить «потому что бикос». Он сделал еще глоток из своей бутылки, потом поставил ее на подоконник, развернулся к Мите и закурил сигарету. — Ты тут живешь? — Ага, — кивнул Митя. — Хреново тебе, — хмыкнул тип, рассматривая стены, много лет не знавшие ремонта. — Поче… му? — Митя запнулся, подозревая, каким будет ответ на его вопрос, но он ошибся. — Тебя как зовут, пацан? — Митя. — Так вот, Митя, живешь ты в самом настоящем сарае, поэтому тебе и хреново. Митя пожал плечами, поскольку не чувствовал, что ему хреново. — А тебя как зовут? — Меня… — тип задумался на несколько секунд, потом ответил. — Меня зовут Лекс. — Как это? — не понял Митя, который такое имя слышал впервые. — Ты не русский? — Почему же, русский. Алексей мое имя, а сокращенно Лекс. Понял? Митя кивнул. — А что ты тут делаешь? В гости пришел? — Сюда, в гости? — Лекс презрительно хмыкнул. — Ну, нет уж. К счастью, мои друзья в сараях не живут. Я здесь прячусь. — От кого? — А это не твое дело. Знаешь поговорку, меньше знаешь — дольше живешь? Он сделал еще глоток виски, глубоко затянулся и пустил дым в потолок. — Я думал, в Москве хрущёб уже и нет давно, а оказалось, что есть, — сказал он задумчиво. — Что такое хрущоба? — спросил Митя. — Пятиэтажный сарай, — ответил Лекс и обвел вокруг рукой. — Вот это и есть хрущоба. Ни лифта, ни мусоропровода, так, одна коробка с перегородками. Он был пьян. Несильно, но язык все же слегка заплетался. — Короче, хрущоба — это конура для таких, как ты и твои соседи. Ясно? Слово «хрущоба» Мите определенно не понравилось. — А где живут твои друзья? — спросил он. — Мои дру… — Лекс неожиданно осекся, лицо его помрачнело. Он над чем-то задумался, сделал большой глоток из своей бутылки, потом грустно усмехнулся. — Мои друзья нигде не живут. Нет у меня друзей. Такие дела. Митя впервые в жизни видел взрослого, у которого не было друзей, поэтому удивленно посмотрел на Лекса. Потом печально сказал: — У меня тоже нет друзей. — А что ж так? Митя пожал плечами. Не очень хотелось ему рассказывать про Левку и его компанию, которые сначала назывались друзьями, а потом, прознав что у Мити нет отца, стали дразнить его обидным прозвищем «сиротка», и превратились в смертельных врагов. — Но, я тебе скажу, это не так уж и плохо, — заметил Лекс. — Даже больше скажу, это хорошо, что нет друзей. Знаешь, почему? — Потому что бикос? — предположил Митя. — Потому что предать тебя могут только друзья, — жестко ответил Лекс. — Если перед тобой враг, ты никогда не повернешься к нему спиной, а всегда будешь готов вступить с ним в бой. А друг — друг это единственный, у кого есть возможность всадить тебе в спину нож, когда ты этого совсем не будешь ожидать. Поэтому лучше, когда друзей нет, понял? Представив, как кто-то вроде Левки всаживает ему в спину нож, Митя поежился. Если так, то конечно, лучше, чтобы друзей не было. Только вот… — Только играть тогда не с кем. — Собаку заведи, — посоветовал Лекс. — Собака никогда не предаст. — Мне собаку нельзя, — вздохнул Митя. — У меня аллергия. — Ну, тогда у тебя вообще не жизнь, а жопа. В конуре живешь, собаку нельзя… тебе осталось только об стену убиться. Он затушил окурок и через несколько секунд закурил новую сигарету. — У тебя братья есть? — Неа, — мотнул головой Митя. — У меня был брат. Брат, друг, короче всё вместе. Однажды он меня предал. — Всадил в спину нож? — спросил Митя. — Ну… почти что. Скажем так, мы с ним договорились кое-что не делать, а он это начал делать втихаря от меня. Лекс сделал еще один глоток, вытер губы рукавом пальто, и продолжил: — Так получилось, что сначала он предал меня, потом я его, потом снова он меня… ну и как снежный ком… пока наконец он не перешел черту… — Как это — перешел черту? — Ну, это когда мы обзываемся друг на друга, а потом кто-то из нас берет камень и кидает в другого. Друзьями к этому моменту мы уже не были, но после того как эта тварь уничтожила все, что у меня было… мы стали врагами. Тогда я и понял, что лучше быть одному. Некому предавать. — Это от него ты тут прячешься? — Что? Нет, — Лекс засмеялся. — Это он от меня прячется, уже год, как крыса, бегает по норам, боясь лишний раз высунуться. А я здесь прячусь от… от системы. Видишь ли, я сейчас работаю на людей, которые хотят контролировать каждый мой шаг каждую минуту. А мне такой контроль не по душе. Поэтому я приехал в эту жопу мира и стою здесь, хочу понять, как быстро они меня найдут. Чтобы в следующий раз, когда спрячусь, знать, сколько у меня есть времени. — А если не найдут? — Найдут. К сожалению, найдут. Наследил я в этот раз предостаточно. Лекс внезапно замолчал — на лестнице послышались шаги. Они доносились сверху и быстро приближались. Митя поднял голову и увидел спускавшегося по лестнице дядю Валеру. — Расселся тут, не проедешь-не пройдешь, — пьяно проворчал он, подойдя поближе. — Дуй домой, мамашка твоя уже освободилась. Я сегодня по-быстренькому… И ухмыльнулся так довольно, сыто. — Ну? Ты чего, не слышал, что я сказал? Домой иди… — Не хочу, — буркнул Митя. — Чего? Я сказал, домой быстро! — Когда захочу, тогда и пойду. Вы мне не отец. — Я тебе щас уши… — Оставь его, слышь, ты! Мы разговариваем. Вмешавшийся в диалог Лекс был настроен отнюдь не миролюбиво и дядя Валера это почувствовал. Решив не обострять ситуацию, но и не желая терять авторитет перед пацаном, он произнес: — Это наши с ним дела и попрошу не вмешиваться… — Я тебе башку разобью, козел, если еще раз меня о чем-то попросишь, понял? — Лекс перехватил бутылку так, что его намерения не могли быть истолкованы превратно. — Пошел вон отсюда, ублюдок. Ну? Я два раза повторять не стану… — Я не понял… — Еще хоть одно слово скажешь, клянусь, я тебя прямо тут отоварю, — голос Лекса дрожал от ненависти, и мужчина это почувствовал. Не говоря больше ни слова, он бочком спустился с лестницы, осторожно обошел Лекса и стал торопливо спускаться вниз. Лекс и Митя молча ждали, пока он спустится на первый этаж. Когда внизу хлопнула дверь, Лекс выглянул в окно, убедился, что мужик вышел из подъезда, потом спросил: — Это что за чучело было? — К мамке ходит. — Друг семьи, что ли? — Дурак он. Другие тоже к мамке ходят, но они нормальные, а этот дурак. Лекс посмотрел на него задумчиво, потом спросил: — А другие когда к мамке приходят, ты тоже в подъезде сидишь? — На улицу тоже хожу. Только там Левка, дерется… Что-то за окном привлекло внимание Лекса. Он присмотрелся и пробормотал: — А вот и система… Повернулся к Мите, о чем-то подумал, затем сунул руки в карманы, порылся, вытащил на свет две кучи смятых денег. Разных — и русских разноцветных, и иностранных, серо-зеленых. Все это богатство бросил на колени Мити, и быстро произнес: — Домой иди. Никому не говори, что видел меня. Понял? Быстрее, а то отберут. Митя вскочил, деньги рассыпались, он стал их торопливо собирать и распихивать по карманам. Внизу хлопнула дверь подъезда. — Давай, быстрее! — Лекс помог собрать ему деньги, подтолкнул наверх, сам же направился вниз. Когда Митя поднялся этажом выше, то услышал мужской голос: — Алексей Алексеевич, ну что же вы… телефон выбросили, сами уехали неизвестно куда… мы волновались. — По камере у банка нашли, да? — донесся до Мити голос его недавнего собеседника. — И по камере у банка, и по той, что на остановке, и через спутник… вы, позвольте спросить, что здесь делали? — Встречался с резидентом иранской разведки. Голоса удалялись, и Митя затаил дыхание, чтобы услышать продолжение разговора. — Ох, и злые у вас шутки, Алексей Алексеевич. Вынуждаете меня рапорт составлять. — Можно подумать, иначе вы бы его не составили… достали… наблюдением… свободы хоть глоток… хоть в новый год… Дверь подъезда хлопнула, и наступила тишина. Митя постоял еще с минуту, затем сунул руки в карманы куртки, нащупал купюры и, представляя, как сейчас обрадует маму, направился домой, весело напевая: — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей! До нового года оставалось каких-то несколько часов. |
ГЛАВА 29JINGLE BELLSМосква, 31 декабря 2005 года. — Джингл беллс, джингл беллс, джингл олл зе вей… Все знают слова этой песенки. Но Митя не знал. Поэтому, спускаясь по лестнице, невесело напевал под нос следующее: — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей… Услышав такое впервые, можно было бы подумать, что песня лишена всякого смысла. На самом деле смысл был, во всяком случае, для Мити. Джимми (главный герой песенки, по мнению Мити) был тем самым Джиммом из мультфильма «Остров сокровищ». «Бэмс» означало, что этот Джимми стукнулся обо что-то головой или коленкой, и только что такое «естудей», Митя не знал, хотя дома мама часто включала эту песню. Однажды, Митя спросил у нее, что означает это слово, но мама не ответила, а только заплакала и прижала Митю к груди. Ну, а так как больше спросить об этом было не у кого, Митя пребывал в неведении. — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей… Ему не очень-то хотелось идти на улицу. Ещё бы! По телевизору куча всяких интересных мультиков, на кухне мама готовит вкусности и можно совмещать просмотр с их поеданием, что является почти пределом наслаждения. Но… к маме пришел один из ее знакомых, дядя Валера, и мама велела Мите одеваться и идти «часик погулять». Дядя Валера из всех маминых знакомых самый неприятный. Всегда старается обнять или ущипнуть ее, совершенно не стесняясь Мити, еще может запросто пройти в грязной обуви на кухню или даже в зал, а один раз раздавил Мите пожарную машинку, пообещал купить новую, и, конечно же, не купил. Дело вовсе не в машинке, хотя и в ней тоже. Просто сегодня такой день, который бывает только раз в году, но когда Митя попробовал об этом заикнуться, мама стала говорить о том, что мясо подорожало, квартплата снова поднялась, Мите на весну надо покупать обувь, ну и все такое. Получалось, что Митя даже должен был радоваться тому, что к ним в гости пришел дядя Валера, хотя ничего радостного в этом событии не было. Пришел, пьяный, торопится, Митю побыстрее выставить за дверь спешит… урод. — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей… Путь с пятого этажа до первого неблизкий, если ступать на каждую ступеньку. Можно, конечно, перепрыгивать, но тогда получится слишком быстро, а спешить на улицу Митя не хотел. Там холодно, а еще может встретиться Левка из дома напротив, тогда точно неприятностей не избежать. Левка — козел почище дяди Валеры, это факт. Дядя Валера хоть не дерется, а этот… — Джимми бэмс, Джимми бэмс… Возле окна на площадке между третьим и вторым этажом стоял незнакомый человек. Заметив его, Митя остановился и с удивлением уставился на незнакомца. С удивлением — потому что его облик никак не вязался с обликом подъезда, в котором он находился. Этот тип был молодым, во всяком случае, моложе дяди Валеры, и может даже моложе мамы. Он был очень богато одет — дорогое пальто, лакированные туфли, шляпа, в руке открытая бутылка, да не обычная из-под водки, а какая-то фигурная, местами квадратная, местами круглая. Жидкость в ней была цвета виноградного сока, но, судя по выражению лица незнакомца, там был не сок, а какой-то более крепкий напиток. Тип смотрел в окно, но когда за его спиной появился Митя, обернулся, смерил взглядом мальчика и сказал: — Джингл беллс. — Что? — переспросил Митя. — Джингл беллс. Ты неправильно поешь. Хотя для этой идиотской песенки в самый раз. — Почему идиотской? — спросил Митя. — Потому что бикос, — буркнул тип и сделал глоток из своей бутылки, после чего протянул ее Мите. — Будешь? — А что это? — Виски. — Неа, — мотнул головой Митя. — Мне нельзя, мне только шесть лет. — Ну тогда пошел вон, — лениво бросил тип и отвернулся к окну. Через несколько секунд он развернулся обратно, убедившись, что мальчик не сдвинулся с места. — Ты что, оглох? Давай, иди куда шел. — А я, может, сюда шел, — сказал Митя, и в доказательство своих слов уселся на ступеньку. Тип посмотрел на него, хмыкнул, хотел что-то сказать, но передумал и снова отвернулся к окну. Митя молча рассматривал его спину, вскоре ему это надоело, и он спросил: — А что такое бикос? — Самый лучший ответ на вопрос «почему?». — Так ведь «почему» бывают разные, — подумав, сказал Митя. — Это универсальный ответ. Вот у тебя кто-нибудь спросит, почему деревья качаются, или почему ты сидишь на ступеньках, а ты можешь ответить «потому что бикос». Он сделал еще глоток из своей бутылки, потом поставил ее на подоконник, развернулся к Мите и закурил сигарету. — Ты тут живешь? — Ага, — кивнул Митя. — Хреново тебе, — хмыкнул тип, рассматривая стены, много лет не знавшие ремонта. — Поче… му? — Митя запнулся, подозревая, каким будет ответ на его вопрос, но он ошибся. — Тебя как зовут, пацан? — Митя. — Так вот, Митя, живешь ты в самом настоящем сарае, поэтому тебе и хреново. Митя пожал плечами, поскольку не чувствовал, что ему хреново. — А тебя как зовут? — Меня… — тип задумался на несколько секунд, потом ответил. — Меня зовут Лекс. — Как это? — не понял Митя, который такое имя слышал впервые. — Ты не русский? — Почему же, русский. Алексей мое имя, а сокращенно Лекс. Понял? Митя кивнул. — А что ты тут делаешь? В гости пришел? — Сюда, в гости? — Лекс презрительно хмыкнул. — Ну, нет уж. К счастью, мои друзья в сараях не живут. Я здесь прячусь. — От кого? — А это не твое дело. Знаешь поговорку, меньше знаешь — дольше живешь? Он сделал еще глоток виски, глубоко затянулся и пустил дым в потолок. — Я думал, в Москве хрущёб уже и нет давно, а оказалось, что есть, — сказал он задумчиво. — Что такое хрущоба? — спросил Митя. — Пятиэтажный сарай, — ответил Лекс и обвел вокруг рукой. — Вот это и есть хрущоба. Ни лифта, ни мусоропровода, так, одна коробка с перегородками. Он был пьян. Несильно, но язык все же слегка заплетался. — Короче, хрущоба — это конура для таких, как ты и твои соседи. Ясно? Слово «хрущоба» Мите определенно не понравилось. — А где живут твои друзья? — спросил он. — Мои дру… — Лекс неожиданно осекся, лицо его помрачнело. Он над чем-то задумался, сделал большой глоток из своей бутылки, потом грустно усмехнулся. — Мои друзья нигде не живут. Нет у меня друзей. Такие дела. Митя впервые в жизни видел взрослого, у которого не было друзей, поэтому удивленно посмотрел на Лекса. Потом печально сказал: — У меня тоже нет друзей. — А что ж так? Митя пожал плечами. Не очень хотелось ему рассказывать про Левку и его компанию, которые сначала назывались друзьями, а потом, прознав что у Мити нет отца, стали дразнить его обидным прозвищем «сиротка», и превратились в смертельных врагов. — Но, я тебе скажу, это не так уж и плохо, — заметил Лекс. — Даже больше скажу, это хорошо, что нет друзей. Знаешь, почему? — Потому что бикос? — предположил Митя. — Потому что предать тебя могут только друзья, — жестко ответил Лекс. — Если перед тобой враг, ты никогда не повернешься к нему спиной, а всегда будешь готов вступить с ним в бой. А друг — друг это единственный, у кого есть возможность всадить тебе в спину нож, когда ты этого совсем не будешь ожидать. Поэтому лучше, когда друзей нет, понял? Представив, как кто-то вроде Левки всаживает ему в спину нож, Митя поежился. Если так, то конечно, лучше, чтобы друзей не было. Только вот… — Только играть тогда не с кем. — Собаку заведи, — посоветовал Лекс. — Собака никогда не предаст. — Мне собаку нельзя, — вздохнул Митя. — У меня аллергия. — Ну, тогда у тебя вообще не жизнь, а жопа. В конуре живешь, собаку нельзя… тебе осталось только об стену убиться. Он затушил окурок и через несколько секунд закурил новую сигарету. — У тебя братья есть? — Неа, — мотнул головой Митя. — У меня был брат. Брат, друг, короче всё вместе. Однажды он меня предал. — Всадил в спину нож? — спросил Митя. — Ну… почти что. Скажем так, мы с ним договорились кое-что не делать, а он это начал делать втихаря от меня. Лекс сделал еще один глоток, вытер губы рукавом пальто, и продолжил: — Так получилось, что сначала он предал меня, потом я его, потом снова он меня… ну и как снежный ком… пока наконец он не перешел черту… — Как это — перешел черту? — Ну, это когда мы обзываемся друг на друга, а потом кто-то из нас берет камень и кидает в другого. Друзьями к этому моменту мы уже не были, но после того как эта тварь уничтожила все, что у меня было… мы стали врагами. Тогда я и понял, что лучше быть одному. Некому предавать. — Это от него ты тут прячешься? — Что? Нет, — Лекс засмеялся. — Это он от меня прячется, уже год, как крыса, бегает по норам, боясь лишний раз высунуться. А я здесь прячусь от… от системы. Видишь ли, я сейчас работаю на людей, которые хотят контролировать каждый мой шаг каждую минуту. А мне такой контроль не по душе. Поэтому я приехал в эту жопу мира и стою здесь, хочу понять, как быстро они меня найдут. Чтобы в следующий раз, когда спрячусь, знать, сколько у меня есть времени. — А если не найдут? — Найдут. К сожалению, найдут. Наследил я в этот раз предостаточно. Лекс внезапно замолчал — на лестнице послышались шаги. Они доносились сверху и быстро приближались. Митя поднял голову и увидел спускавшегося по лестнице дядю Валеру. — Расселся тут, не проедешь-не пройдешь, — пьяно проворчал он, подойдя поближе. — Дуй домой, мамашка твоя уже освободилась. Я сегодня по-быстренькому… И ухмыльнулся так довольно, сыто. — Ну? Ты чего, не слышал, что я сказал? Домой иди… — Не хочу, — буркнул Митя. — Чего? Я сказал, домой быстро! — Когда захочу, тогда и пойду. Вы мне не отец. — Я тебе щас уши… — Оставь его, слышь, ты! Мы разговариваем. Вмешавшийся в диалог Лекс был настроен отнюдь не миролюбиво и дядя Валера это почувствовал. Решив не обострять ситуацию, но и не желая терять авторитет перед пацаном, он произнес: — Это наши с ним дела и попрошу не вмешиваться… — Я тебе башку разобью, козел, если еще раз меня о чем-то попросишь, понял? — Лекс перехватил бутылку так, что его намерения не могли быть истолкованы превратно. — Пошел вон отсюда, ублюдок. Ну? Я два раза повторять не стану… — Я не понял… — Еще хоть одно слово скажешь, клянусь, я тебя прямо тут отоварю, — голос Лекса дрожал от ненависти, и мужчина это почувствовал. Не говоря больше ни слова, он бочком спустился с лестницы, осторожно обошел Лекса и стал торопливо спускаться вниз. Лекс и Митя молча ждали, пока он спустится на первый этаж. Когда внизу хлопнула дверь, Лекс выглянул в окно, убедился, что мужик вышел из подъезда, потом спросил: — Это что за чучело было? — К мамке ходит. — Друг семьи, что ли? — Дурак он. Другие тоже к мамке ходят, но они нормальные, а этот дурак. Лекс посмотрел на него задумчиво, потом спросил: — А другие когда к мамке приходят, ты тоже в подъезде сидишь? — На улицу тоже хожу. Только там Левка, дерется… Что-то за окном привлекло внимание Лекса. Он присмотрелся и пробормотал: — А вот и система… Повернулся к Мите, о чем-то подумал, затем сунул руки в карманы, порылся, вытащил на свет две кучи смятых денег. Разных — и русских разноцветных, и иностранных, серо-зеленых. Все это богатство бросил на колени Мити, и быстро произнес: — Домой иди. Никому не говори, что видел меня. Понял? Быстрее, а то отберут. Митя вскочил, деньги рассыпались, он стал их торопливо собирать и распихивать по карманам. Внизу хлопнула дверь подъезда. — Давай, быстрее! — Лекс помог собрать ему деньги, подтолкнул наверх, сам же направился вниз. Когда Митя поднялся этажом выше, то услышал мужской голос: — Алексей Алексеевич, ну что же вы… телефон выбросили, сами уехали неизвестно куда… мы волновались. — По камере у банка нашли, да? — донесся до Мити голос его недавнего собеседника. — И по камере у банка, и по той, что на остановке, и через спутник… вы, позвольте спросить, что здесь делали? — Встречался с резидентом иранской разведки. Голоса удалялись, и Митя затаил дыхание, чтобы услышать продолжение разговора. — Ох, и злые у вас шутки, Алексей Алексеевич. Вынуждаете меня рапорт составлять. — Можно подумать, иначе вы бы его не составили… достали… наблюдением… свободы хоть глоток… хоть в новый год… Дверь подъезда хлопнула, и наступила тишина. Митя постоял еще с минуту, затем сунул руки в карманы куртки, нащупал купюры и, представляя, как сейчас обрадует маму, направился домой, весело напевая: — Джимми бэмс, Джимми бэмс, Джимми естудей! До нового года оставалось каких-то несколько часов. |
Александр Чубарьян
Basic
