Александр ЧубарьянКнига перваяBasicАвтор идеи
ПрологПаук спросил: Лиса, зачем Сингапур, 8 августа 2008 года. Парк аттракционов — излюбленное место встреч хакеров, осведомителей, дилеров и тому подобного сброда. Здесь всегда многолюдно, что удобно: во время облавы можно быстро затеряться в толпе. Кроме того, это просто модное местечко среди продвинутой молодежи. Вот и пестрит толпа дата-панками, кибер-готами, транс-дроидами и прочими фриками. Одни просто тусуются, другие мутят что-то, а третьи с них пример берут, сбривая виски и татуируя подбородки. Прошло время серых костюмов и аккуратных причесок. Теперь, чтобы слиться с толпой, надо вшить себе в голову пару подшипников или вставить в ноздрю три пера. Неужели и у нас скоро так будет? Я в Малайзии. Если быть точнее, в Сингапуре. А если быть совсем точным, — я в парке аттракционов, вместе со своими спутниками подхожу к колесу обозрения под названием «Сингапур Флаер». Это самое большое «чертово колесо» в этой стране, за тысячи километров от родины. Единственная достопримечательность, которую я здесь знаю. Я не люблю Сингапур. Мне не за что его любить. Я бывал здесь дважды в прошлом году, и оба раза мои поездки заканчивались неудачно. Да и чувствую себя я здесь некомфортно. Все дело в иероглифах, этих странных и непонятных символах. Я их не понимаю, для меня они — лишнее напоминание того, что это не просто чужая страна, а чуждая, совершенно незнакомая культура. И даже если я выучу малайский язык, сделаю азиатскую пластику и куплю здесь дом, все равно я буду чужаком в стране, полной фриков и иероглифов. Впрочем, жить я тут не собираюсь. И умирать тоже… Чур меня, чур! Колесо обозрения. Здесь пройдет встреча, от которой, в конечном итоге, будет зависеть моя дальнейшая судьба. В общем-то, все мои двадцать семь лет после этой встречи останутся «годами до», а жизнь получит новый отсчет времени. Я называю подобные моменты ключевыми, они навсегда врезаются в память, чтобы потом всплывать в качестве приятных воспоминаний или ночных кошмаров. Поворотные точки судьбы, или, если хотите, железнодорожные стрелки на пути моего поезда. Эта встреча должна была состояться. Рано или поздно. Вопрос состоял даже не в том, когда или где, или кто будет гарантом. Вопрос в том, кто пойдет на эту встречу с обеих сторон. Поскольку сказать, что мы не доверяем друг другу, — значит, ничего не сказать. С нашей стороны иду я, это даже не обсуждалось. В команде я уже ничего единолично не решаю, а по прошлым делам я один в курсе всего, что происходило последние годы. Ну а с их стороны… Я ведь не знал, кто придет на встречу. Это на самом деле мог быть кто угодно, и стопроцентной уверенности в том, что я увижу знакомое лицо, не было. Их группировка тоже состояла не из одних русских, и на встрече я мог увидеть немца, индуса или какую-нибудь китаянку. Но пришел тот, кого я и ожидал увидеть. Я не ошибся. Гарант — малаец из местных. Он устроил так, что в кабинку, рассчитанную на два с лишним десятка пассажиров, несмотря на очередь, вошли только семеро. Здесь это обычная практика, перед нами такую же кабинку занимает семья европейцев: мужчина, женщина и девочка лет трех-четырех, тоже выкупивших все посадочные места. Лицо мужчины кажется мне знакомым. Года три как не смотрю зомбоящик, от которого только герпес на глазах выскакивает, но ощущение такое, словно видел мужчину по телевизору. Возможно, актер какой-то или ведущий… может, даже из России… Когда двери их кабинки закрылись, девочка прильнула к стеклу и уставилась на меня. Взгляд у нее был такой… слишком пристальный что ли. Наверное, что-то почувствовала. Дети по-другому смотрят на окружающий нас мир и часто видят то, что недоступно взрослым. Я ловлю ее взгляд и думаю, что этот путь в кабинке вполне может стать для нее последним путешествием. Для нее, для ее родителей, для нас и всех, кому «посчастливилось» в этот момент очутиться на этом чертовом колесе. Никто ведь не знает, чем все закончится. От каждой стороны не более трех человек. Это было категорическим условием гаранта, который, действуя по всем правилам, в самый последний момент сообщал обеим сторонам инструкции для встречи. Конечно, гораздо проще устроить видеоконфу через сто-пятьсот прокси, или мило пошифроваться, используя одновременно три месседжера, причем по каждому из них отправлять только часть сообщения… Но на этот раз вопрос стоял слишком серьезный, чтобы доверять его безопасность интернету или телефонным линиям. Поэтому был приглашен гарант, и поэтому только вчера мы узнали, что встреча произойдет в Малайзии. Со мной — два сербских наемника из Армады. Обычные парни, прошедшие обучение в одной из частных спецшкол, держатся на удивление спокойно, изображают туристов-бизнесменов, лопочут что-то между собой по-английски, но нарочито неразборчиво. В Армаде работают профессионалы по части маскировки и перевоплощения, да и прикрывают они круто. Их услуги стоят дорого, но, опять же, не дороже денег. К тому же у одного из них опция транслятора, то бишь переводчика. Я с английским не очень дружу, а в серьезных вопросах лучше подстраховаться. Впрочем, переводчик мне не понадобится — для моего оппонента русский тоже родной язык. Его охрана не слишком шифруется. Рыжие волосы, горбатые носы, густые брови — западные армяне. И судя по тщательно застегнутым воротничкам, скрывающим татуировки, это дашнаки. Радикалы-наемники, не настолько отмороженные, как, скажем, Красные бригады или Brotherhood of Sky, но все равно мстительные и психованные ублюдки. Можно даже не искать у них в карманах таблы на основе боевых коктейлей, достаточно просто посмотреть им в глаза, вечно скрытым под темными очками: расширенные зрачки и чисто человеческое безумие. Дашнаки — не охранники. Это идейные фанатики. Их, в отличие от спецов Армады, нанимают на длительный срок. Эффективность дашнаков прямо пропорциональна времени их работы, через пару лет службы они готовы горы сдвигать во имя сюзерена. Глупо брать их на разовую встречу, тем более в качестве охраны. Они не столько защитники, сколько нападающие. И хотя нет причин не доверять гаранту, все равно немного тревожно. Надеюсь, мои сербы, в случае опасности, не подведут. Мы рассаживаемся на места друг напротив друга, двери кабинки закрываются, она отрывается от земли. Охрана следит за охраной, а мы рассматриваем друг друга, убеждаясь в том, что наши подозрения, наконец, подтвердились. Гарант тем временем садится в сторону, на линию между нами. Надевает наушники, неподвижно смотрит перед собой. Он не услышит ни слова из нашего разговора, но будет видеть все. На случай, если кто-то из нас решит пустить в ход что-нибудь кроме слов, гарант — единственный, у кого есть оружие. Кабинка поднимается вверх, гарант дает отмашку: теперь мы можем начинать разговор. Я молчу, поскольку не моя сторона инициатор встречи. — А я так надеялся, что ты уже сдох… — с сожалением произносит мой оппонент, глядя мне в глаза. — Или гниешь в тюряге. Он смотрит на меня с такой ненавистью, словно пытается уничтожить мыслью или взглядом. Десять лет назад он был моим кровным братом. Теперь, как говорят нохчи, он мой кровник. Как время-то бежит. |
Александр ЧубарьянКнига перваяBasicАвтор идеи
ПрологПаук спросил: Лиса, зачем Сингапур, 8 августа 2008 года. Парк аттракционов — излюбленное место встреч хакеров, осведомителей, дилеров и тому подобного сброда. Здесь всегда многолюдно, что удобно: во время облавы можно быстро затеряться в толпе. Кроме того, это просто модное местечко среди продвинутой молодежи. Вот и пестрит толпа дата-панками, кибер-готами, транс-дроидами и прочими фриками. Одни просто тусуются, другие мутят что-то, а третьи с них пример берут, сбривая виски и татуируя подбородки. Прошло время серых костюмов и аккуратных причесок. Теперь, чтобы слиться с толпой, надо вшить себе в голову пару подшипников или вставить в ноздрю три пера. Неужели и у нас скоро так будет? Я в Малайзии. Если быть точнее, в Сингапуре. А если быть совсем точным, — я в парке аттракционов, вместе со своими спутниками подхожу к колесу обозрения под названием «Сингапур Флаер». Это самое большое «чертово колесо» в этой стране, за тысячи километров от родины. Единственная достопримечательность, которую я здесь знаю. Я не люблю Сингапур. Мне не за что его любить. Я бывал здесь дважды в прошлом году, и оба раза мои поездки заканчивались неудачно. Да и чувствую себя я здесь некомфортно. Все дело в иероглифах, этих странных и непонятных символах. Я их не понимаю, для меня они — лишнее напоминание того, что это не просто чужая страна, а чуждая, совершенно незнакомая культура. И даже если я выучу малайский язык, сделаю азиатскую пластику и куплю здесь дом, все равно я буду чужаком в стране, полной фриков и иероглифов. Впрочем, жить я тут не собираюсь. И умирать тоже… Чур меня, чур! Колесо обозрения. Здесь пройдет встреча, от которой, в конечном итоге, будет зависеть моя дальнейшая судьба. В общем-то, все мои двадцать семь лет после этой встречи останутся «годами до», а жизнь получит новый отсчет времени. Я называю подобные моменты ключевыми, они навсегда врезаются в память, чтобы потом всплывать в качестве приятных воспоминаний или ночных кошмаров. Поворотные точки судьбы, или, если хотите, железнодорожные стрелки на пути моего поезда. Эта встреча должна была состояться. Рано или поздно. Вопрос состоял даже не в том, когда или где, или кто будет гарантом. Вопрос в том, кто пойдет на эту встречу с обеих сторон. Поскольку сказать, что мы не доверяем друг другу, — значит, ничего не сказать. С нашей стороны иду я, это даже не обсуждалось. В команде я уже ничего единолично не решаю, а по прошлым делам я один в курсе всего, что происходило последние годы. Ну а с их стороны… Я ведь не знал, кто придет на встречу. Это на самом деле мог быть кто угодно, и стопроцентной уверенности в том, что я увижу знакомое лицо, не было. Их группировка тоже состояла не из одних русских, и на встрече я мог увидеть немца, индуса или какую-нибудь китаянку. Но пришел тот, кого я и ожидал увидеть. Я не ошибся. Гарант — малаец из местных. Он устроил так, что в кабинку, рассчитанную на два с лишним десятка пассажиров, несмотря на очередь, вошли только семеро. Здесь это обычная практика, перед нами такую же кабинку занимает семья европейцев: мужчина, женщина и девочка лет трех-четырех, тоже выкупивших все посадочные места. Лицо мужчины кажется мне знакомым. Года три как не смотрю зомбоящик, от которого только герпес на глазах выскакивает, но ощущение такое, словно видел мужчину по телевизору. Возможно, актер какой-то или ведущий… может, даже из России… Когда двери их кабинки закрылись, девочка прильнула к стеклу и уставилась на меня. Взгляд у нее был такой… слишком пристальный что ли. Наверное, что-то почувствовала. Дети по-другому смотрят на окружающий нас мир и часто видят то, что недоступно взрослым. Я ловлю ее взгляд и думаю, что этот путь в кабинке вполне может стать для нее последним путешествием. Для нее, для ее родителей, для нас и всех, кому «посчастливилось» в этот момент очутиться на этом чертовом колесе. Никто ведь не знает, чем все закончится. От каждой стороны не более трех человек. Это было категорическим условием гаранта, который, действуя по всем правилам, в самый последний момент сообщал обеим сторонам инструкции для встречи. Конечно, гораздо проще устроить видеоконфу через сто-пятьсот прокси, или мило пошифроваться, используя одновременно три месседжера, причем по каждому из них отправлять только часть сообщения… Но на этот раз вопрос стоял слишком серьезный, чтобы доверять его безопасность интернету или телефонным линиям. Поэтому был приглашен гарант, и поэтому только вчера мы узнали, что встреча произойдет в Малайзии. Со мной — два сербских наемника из Армады. Обычные парни, прошедшие обучение в одной из частных спецшкол, держатся на удивление спокойно, изображают туристов-бизнесменов, лопочут что-то между собой по-английски, но нарочито неразборчиво. В Армаде работают профессионалы по части маскировки и перевоплощения, да и прикрывают они круто. Их услуги стоят дорого, но, опять же, не дороже денег. К тому же у одного из них опция транслятора, то бишь переводчика. Я с английским не очень дружу, а в серьезных вопросах лучше подстраховаться. Впрочем, переводчик мне не понадобится — для моего оппонента русский тоже родной язык. Его охрана не слишком шифруется. Рыжие волосы, горбатые носы, густые брови — западные армяне. И судя по тщательно застегнутым воротничкам, скрывающим татуировки, это дашнаки. Радикалы-наемники, не настолько отмороженные, как, скажем, Красные бригады или Brotherhood of Sky, но все равно мстительные и психованные ублюдки. Можно даже не искать у них в карманах таблы на основе боевых коктейлей, достаточно просто посмотреть им в глаза, вечно скрытым под темными очками: расширенные зрачки и чисто человеческое безумие. Дашнаки — не охранники. Это идейные фанатики. Их, в отличие от спецов Армады, нанимают на длительный срок. Эффективность дашнаков прямо пропорциональна времени их работы, через пару лет службы они готовы горы сдвигать во имя сюзерена. Глупо брать их на разовую встречу, тем более в качестве охраны. Они не столько защитники, сколько нападающие. И хотя нет причин не доверять гаранту, все равно немного тревожно. Надеюсь, мои сербы, в случае опасности, не подведут. Мы рассаживаемся на места друг напротив друга, двери кабинки закрываются, она отрывается от земли. Охрана следит за охраной, а мы рассматриваем друг друга, убеждаясь в том, что наши подозрения, наконец, подтвердились. Гарант тем временем садится в сторону, на линию между нами. Надевает наушники, неподвижно смотрит перед собой. Он не услышит ни слова из нашего разговора, но будет видеть все. На случай, если кто-то из нас решит пустить в ход что-нибудь кроме слов, гарант — единственный, у кого есть оружие. Кабинка поднимается вверх, гарант дает отмашку: теперь мы можем начинать разговор. Я молчу, поскольку не моя сторона инициатор встречи. — А я так надеялся, что ты уже сдох… — с сожалением произносит мой оппонент, глядя мне в глаза. — Или гниешь в тюряге. Он смотрит на меня с такой ненавистью, словно пытается уничтожить мыслью или взглядом. Десять лет назад он был моим кровным братом. Теперь, как говорят нохчи, он мой кровник. Как время-то бежит. |