Глава четырнадцатаяКатастрофаБориса Гордеева – парня, который поймал неудачливого киллера Краснова – Андрей ждал, стоя в саду у жаровни и поворачивая лопаточкой крупные куски сочного мяса. Он был искренне благодарен парню, который просто так, безо всякой корысти, погнался за преступником и по сути рисковал собственной жизнью. Будь это настоящий киллер, а не Краснов, он прикончил бы Бориса, даже не задумываясь. С досье, которое собрали на Гордеева люди Санича, Андрей уже ознакомился. В нем не было ничего экстраординарного. Двадцать три года. Высшего образования нет, отчислен со второго курса экономического факультета Плехановской академии за неуспеваемость и непосещение занятий. Учился по специальности «Оборудование предприятий торговли и общественного питания». Живет один, с родителями отношения напряженные, общаются редко. Сейчас работает курьером в службе доставки. Хобби – компьютеры. В общем, вполне обычный молодой человек. – Андрей Львович, привезли Гордеева, – сказал неслышно подошедший телохранитель. – Тьфу ты, напугал! – разозлился Гумилев. – Что ж вы подкрадываетесь так?! Хоть покашлял бы издали… И бросьте мне такие обороты – «привезли Гордеева». Звучит так, словно его в наручниках привезли и сейчас паяльник начнут ему в… э-э… короче, поработайте там над языком, а Гордеева давайте сюда. Борис сегодня был не в своем мотоциклетном комбинезоне, а в пиджаке с коротковатыми рукавами, джинсах и белой рубашке. На лице еще оставались видны царапины от асфальта. – Привет, – сказал Гумилев, снимая дымящееся мясо с решетки на блюдо. – Я – Гумилев Андрей Львович. Можешь звать меня просто Андрей Львович. – А я – Гордеев Борис Степанович. Можете звать меня просто Борис, – сказал парень. Они пожали друг другу руки, и Гумилев заметил: – Я же сказал ребятам – в неформальной обстановке. Я вот в шортах, в футболке, а ты пиджак надел. Не передали, что ли? – Да нет, они передали, но я подумал… В общем, мало ли что у вас считается неформальная обстановка. Может, формальная – это во фраке, а неформальная – в смокинге. Андрей засмеялся. – Так, мясо готово, – сказал он, беря блюдо, – идем-ка к столу. Пиджак сними, повесь вон на спинку или на сучок. Не в Георгиевском зале Кремля, в конце концов. Стол был накрыт, обслугу Гумилев отослал, сказав, что управится сам. Борис церемониться не стал – шлепнул себе большой кусок мяса, навалил молодого печеного картофеля, овощей, маринованных огурчиков и боровичков, уцапал бутерброд с икрой и быстро его сжевал. – Всегда любил икру, – мечтательно проговорил он. – Как там у Воннегута? Завтрак для чемпионов! – Ты пить-то что будешь, чемпион? – Могу водку. Могу вино или пиво. – Значит, водку, – решил Гумилев. – Под жареное мясо нужно непременно водку. Всякие виски и коньяки – не из этой области. Он достал из ведерка со льдом бутылку шотландской водки «Дива» и налил в высокие стаканчики. Сел, положил себе салата, поднял стаканчик: – Ну, за знакомство. Борис чокнулся, выпил, сказал: «Ничего водка» – и принялся жевать очередной бутерброд. Гумилев дождался, пока парень подзакусит, налил еще и велел: – Теперь рассказывай давай. – Чего рассказывать? – не понял Борис, ловя вилкой ускользающий боровичок. – Зачем за киллером погнался. – А... Из корыстных побуждений, само собой. Вижу, взрывают какую-то шишку на «Мерседесе», киллер удирает, водит притом так себе… Я и подумал: а ну-ка догоню, если что, ценным подарком от ГУВД не отделаются. – Хочешь попросить миллион? – поинтересовался Гумилев. – За победу светлых сил, – сказал Борис, чокаясь. – Конечно, хочу. А вы, как человек честный, мне вряд ли откажете. – С чего это ты взял, что я честный? Я олигарх. Капиталист. – И что из того? Капиталисты тоже бывают честные. Не все же Березовские. Не думайте, я вам не льщу, Андрей Львович. Я про вас почитал тут в Интернете. Гумилев не стал уточнять, что именно Борис прочел о нем в Интернете. – А если я скажу, что за свои деньги нанял пойманному тобой киллеру адвоката? И пригласил его работать в моей компании, после того как закончится тюремный срок? Гордеев недоверчиво посмотрел на Андрея, потом, видимо, решил, что тот не шутит. – Тогда я скажу, что вы еще и очень странный человек. И уж если собственного киллера так обхаживаете, то мне явно обломится что-нибудь посерьезнее. – Где мотоцикл взял? Машина серьезная, дорогая. – Квартира бабушкина. Она мне ее отписала, я продал, купил попроще и поменьше, а на разницу – мотоцикл. Я же курьером работаю, а на мотоцикле очень удобно. Гумилев знал все это из досье, но хотел проверить, не соврет ли парень. Не соврал. – Ко мне работать пойдешь? – Курьером?! – Курьеров у меня хватает. Я пока говорю в принципе – пойдешь работать? Потому что миллиона я тебе не дам. Ни евро, ни долларов, ни рублей. Проешь, прогуляешь с девицами, еще разобьешься пьяный на своем «Кавасаки». Борис положил вилку, внимательно глядя на Андрея. – Это не в моих принципах – раздавать деньги. А вот взять тебя на хорошую, прилично оплачиваемую работу – могу. Кстати, киллер-то не чета тебе, уникальный специалист, получит диплом, поработает немного – цены ему не будет. А тебя, между прочим, из Плешки выперли. И на бабушкину квартиру ты себе купил мотоцикл, а не, скажем, вложил эти деньги в какое-то дело. Или хотя бы в банк положил. Мораль? Живешь одним днем. Таких знаешь сколько в Москве? Гордеев молчал, катая пальцем по столу упавшую икринку. – Поэтому решай насчет работы. Если нет – спасибо тебе за труды, сейчас выпьем еще, докушаем, поговорим о спорте – футбол любишь? – о кино, о политике, если угодно… И попрощаемся. Я тебе даже устрою возвращение в Плехановку, хотя сомневаюсь, что ты не вылетишь через год снова. Если скажешь «да», продолжим разговор уже предметно. Но халявы не будет, Борис. Гордеев щелчком отправил икринку куда-то в глубину сада и спросил: – Это ведь вы финансируете Арктическую экспедицию? – Я. Хочешь в Арктику? – Ага. Было бы интересно. – Здоровье позволяет? Хронические болезни типа тонзиллита или бронхита есть? Э, да я сам себе противоречу – уже начинаю предметный разговор. Или так надо понимать, что ты согласен работать? – Согласен, – улыбнулся Борис. – Тогда поступим так. Я дам твои координаты Степану Бунину – это ответственный секретарь моего фонда «Новые рубежи». Он тебе разъяснит, что и как сделать, пройдешь медкомиссию – и вперед. – О’кей. Платить-то хорошо будете? – Какой же ты корыстный молодой человек, – засмеялся Гумилев, наливая еще водки. – Даже не спросил, кем придется работать, а сразу о размере вознаграждения. – Как это кем? Полярником. – Полы мыть умеешь? Нам вообще-то нужен кто-то типа юнги. Научных сотрудников в экспедиции хватает, да и какой из тебя научный сотрудник с твоим незаконченным образованием… – Мыть полы?! Я даже у себя дома полы не мою! – возмутился Гордеев. – А кто моет? – Никто. Мне грязь не мешает. – Значит, в экспедиции научишься. В жизни пригодится. Ладно, вроде бы с этим вопросом разобрались. Не переживай, если Бунин решит, что ты достоин большего – станешь вторым поваренком третьего помощника судового кока. Шучу, шучу… Ну, за покорение полюсов. Они чокнулись. – А теперь, – сказал Андрей, откинувшись на спинку кресла, – давай и в самом деле о футболе. Ты за кого болеешь? …Марго редко оставалась на ночь в его спальне. А когда это случалось, она всегда вставала раньше Андрея и потихоньку уходила в свою комнату. Просыпался он всегда в одиночестве, чему одновременно был рад и не рад. Гумилев не планировал посвящать посторонних в свои отношения. Судя по утренним побегам, не хотела этого делать и Маргарита. Нетрудно было догадаться, как воспримет общественность роман миллиардера, недавно потерявшего жену, и молодой красавицы-няни. Возможно, прислуга, постоянно живущая в доме, о чем-то уже догадывалась, но, дорожа хорошо оплачиваемой работой, не рисковала распускать сплетни. Однако Гумилев вовсе не был уверен в том, что не объявится еще одна кухарка Лариса… Даже распорядившись увеличить всем зарплату вдвое, он понимал, что до сих пор находится «под прицелом». А сегодня все произошло иначе. Марго еще не проснулась, тогда как Андрея что-то разбудило в пять утра. Он лежал, глядя в потолок, и чувствовал себя абсолютно отдохнувшим. Марго спала у него на плече – Андрей ощущал ее легкое дыхание на своей груди. Заснуть он уже не мог, бесцельно валяться на кровати – тоже. Гумилев пошевелился, пытаясь переложить девушку на подушку, и высвободить руку. Но сделать это, не потревожив Марго, не удалось. Девушка вздрогнула и, проснувшись, широко распахнула глаза. У Андрея перехватило дыхание. На него с недоумением смотрели разноцветные глаза. Левый – ярко-голубой, правый – изумрудно-зеленый. Такие глаза он видел только у загадочного индуса в Сингапуре. О таких глазах говорила колдунья Мавра, предупреждавшая, что ему встретится женщина с тайным лицом. Все это время Гумилев старался не думать о словах старушки, но теперь уже нельзя было сделать вид, что ничего не происходит. Марго испуганно вскочила и заморгала. Рука потянулась к глазам, но коснулась щеки и замерла. Девушка поняла, что Андрей все заметил. Она растерянно смотрела на него, пытаясь прийти в себя после сна. – Что все это значит, Марго? – спросил Гумилев. – О чем ты? – О твоих глазах. Марго тяжело вздохнула, поднялась с кровати и накинула на плечи легкий халатик. – Ты куда? – В свою ванную. – Может, все-таки объяснишь сначала? Маргарита покачала головой и выскользнула за дверь. Гумилев быстро нашарил подаренные Марусей тапки-лягушки и поспешил следом, не желая прекращать разговор. Он догнал девушку у дверей ее комнаты, удержал за плечо. – И все-таки? – Прости, я просто не хотела, чтобы это ты видел. Я обычно ношу цветные линзы, чтобы скрыть это… это уродство. – Уродство? – Так получилось, что у меня глаза разного цвета, и я очень этого стесняюсь. Раньше, когда не было цветных линз, я все время ходила в темных очках. – Но я не понимаю, зачем ты их прячешь? Что тут такого? – Ты даже не представляешь, как тяжело жить с такими глазами! Все на тебя смотрят, задают вопросы… чувствуешь себя зверушкой в клетке. А в детстве вообще был кошмар – как меня только не дразнили! «У кого два разных глаза, тот противная зараза»… До сих пор помню… – Ерунда какая, – поморщился Андрей. – И только поэтому ты всегда просыпалась раньше меня? – Нет, просыпалась я для того, чтобы кто-то… ну… не застал нас вместе. Знаешь, всякое может случиться. Но сегодня ночью я потеряла у тебя в душе линзу, пришлось выбросить и другую… Собиралась встать пораньше, пойти к себе и взять новую пару, и вот – проспала… Маргарита выглядела такой расстроенной, и Андрей нежно привлек девушку к себе, но та отстранилась: – Идем в комнату, а то устроили тут в коридоре переговоры… У себя Марго тут же отправилась в ванную и начала доставать из шкафчика в ванной футляр с линзами, но остановилась и удивленно посмотрела на Гумилева. – Наоборот. Можно я попрошу тебя кое о чем? – Попробуй. Андрей забрал у нее из рук пластмассовую коробочку с цветными линзами и отставил ее в сторону. – Не носи больше это. Я хочу, чтобы ты всегда ходила так. И хватит исчезать из моей спальни по утрам. Мне уже стало казаться, что все наши ночи мне просто снятся. Гумилев огляделся – он впервые был в ванной Марго. Вокруг стояла масса баночек, упаковок и тюбиков. Ванная Евы, напротив, всегда была аскетична, из-за отсутствия всевозможной косметики было сложно догадаться, что это помещение принадлежит женщине. Андрей взял в руки золотистый флакончик, стоявший на виду. – Автобронзант? – удивленно прочел он. – Искусственный загар, – пояснила Марго, поспешно забирая у него флакон. – Зачем он тебе? Ты и так смуглая. – Вот потому-то я и смуглая, что пользуюсь этой штукой. – Подожди… а какая ты на самом деле? – У меня очень светлая кожа – она даже загару не поддается. – Да, сегодня день открытий. И глаза у тебя не того цвета, и кожа… Что еще в тебе не настоящее? – Андрей говорил это шутливым тоном, но на ум вновь невольно приходили слова старушки Мавры о женщине с тайным лицом. – Ну почему не настоящее? Женщины всегда украшают себя. Вот ногти у меня на самом деле не красные, – Марго засмеялась и выставила вперед руки с накрашенными ногтями. Андрей поймал ее за запястья и поцеловал в раскрытые ладони. – Прекращай эту маскировку. Я хочу видеть тебя настоящую, такую, какая ты есть. Он взял с раковины футляр с линзами, занес руку над урной и выжидающе посмотрел на Марго. Ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Секунду подумала – и со вздохом кивнула ему. Футляр полетел в корзину для бумаг. Флакон с автозагаром Марго решительно отправила вслед за линзами. – Слушаюсь, мой господин! – девушка шутливо сложила на груди руки и поклонилась Андрею. – А ногти можно красить? А ресницы? А губы? – Можно, так уж и быть. Только без фанатизма, – улыбаясь, Андрей обнял Марго, коснулся ее губ. – Хотя нет, помаду давай отменим. Она только мешает. Левой рукой он плотнее прижал к себе девушку, а правой защелкнул замок на двери в ванную. Спустя несколько часов Гумилев сидел в своем кабинете и читал истории про людей с разноцветными глазами. Вспомнил про «Мастера и Маргариту» Булгакова. – Слушай, ты же у нас Маргарита! Как я сразу не догадался, что разноцветные глаза у тебя от Воланда! – Андрей не удержался и позвонил девушке, чтобы поделиться с ней своим открытием. В ответ получил обещание, что няня его заколдует, если он не перестанет шутить на эту тему. Но Андрей не успокоился и скачал себе пару альбомов Дэвида Боуи – обладателя одного карего, другого серо-голубого глаза. И у певца, и еще у тысяч совершенно обыкновенных жителей планеты была гетерохромия – «различие в окраске радужных оболочек, вызванное избытком или недостатком пигмента меланина». Андрей выяснил, что разноцветные глаза можно и получить при рождении, и заработать во время травмы. От просмотра картинок с разноглазыми кошками и собаками его отвлекло появление Арсения Ковалева. – Вот, – сказал он, с гордостью кладя на стол флешку. – Первые записи Белки после операции. Все прошло успешно, даже лучше, чем мы надеялись! – Ну, давай посмотрим. Гумилев вставил флешку в порт, запустился проигрыватель. На экране крупным планом появилась черно-седая морда немецкой овчарки. Умные глаза смотрели прямо в кадр. Затем камера отъехала, и стало видно, что тело собаки лишь отчасти покрыто шерстью. Большая его часть была из блестящего серебристого металла. Голова, шея и левое плечо овчарки переходили в металлическое туловище; только левая лапа была настоящей, все остальные сверкали холодным серебром. Лаборанты меж собой называли Белку «собакиборгом», и неудивительно – при виде ее тут же вспоминался старина Арни в «Терминаторе». История Белки, впрочем, тоже была достойна кинематографа. Пока дурная мамаша болтала с подругой, ее трехлетний сын выбежал на дорогу, прямо под колеса грузовику. Мимо проходил мужчина с собакой. Овчарка увидела, что ребенку грозит опасность, рванула к нему. Мужик, конечно, не смог ее удержать и отпустил поводок. В итоге собака вытолкнула мальчика буквально из-под колес, но сама угодила под грузовик. Лапы, позвоночник – все оказалось переломанным, внутренние органы – практически в кашу… Ветеринар решил усыплять собаку, потому что операции делать было бессмысленно. Но случилось так, что в это время одна из сотрудниц Гумилева, умница и красавица Оля Свешникова, принесла на прививку своего кота-британца. В коридоре она услышала рассказ убитого горем хозяина овчарки, пожалела смелую собаку, переговорила с врачом и попросила его поддержать жизненные функции пострадавшей до приезда лабораторной реанимационной машины – за определенную сумму, разумеется. Хозяину овчарки сказали, что она умерла. И вот сейчас Белка пыталась встать, путаясь в своих нейропротезах. Выглядело это неуклюже, но Гумилев понимал, что первые шаги умной овчарки – это первые шаги к полноценной замене человеческих органов. Чтобы пациенты могли не просто опираться на искусственную ногу, но и полностью управлять ею, как настоящей конечностью. Все нервные окончания были соединены с электроникой и подавали нужные сигналы в мозг. – Смотри, смотри! Встала! – Арсений азартно двинул Гумилеву локтем в бок. Белка и в самом деле поднялась, наконец, на ноги. Постояла и, шатаясь, пошла вперед, к мисочке с едой. Подошла, осторожно опустила голову и начала есть, деликатно подхватывая зубами нежные мясные кубики. – Пищеварительная система практически вся искусственная… – бормотал Ковалев. – Почки, сердце… Смотри, кушает! Кушает! – А когда она к вечеру еще и покакает, ты скажешь, что пора регистрировать Институт бессмертия. – И пора! – заявил Арсений, топорща бороду. – Ты столько лет собираешь все разработки в этой области – нанотехнологии, генная инженерия, клонирование… Пора, наконец, все это объединять! – …И Россия станет лидером в области создания искусственного интеллекта и киберчеловека! – торжественно закончил Гумилев, словно с трибуны какого-нибудь съезда. – Пиши рекламные проспекты, Арсений. Озолотимся. Тебя директором назначим или Перельмана? Киньте монетку, что ли, чтобы не обидно было. – Все бы тебе шутить, – сказал сердитый Арсений, продолжая наблюдать за завтраком Белки. – А время уходит. Думаешь, ты один такой умный? – Честно? Думаю, один. Даже уверен! – Гумилев громко рассмеялся. – Тьфу ты, пропасть! Опять ты за свое! – Ковалев, судя по всему, собрался разворчаться в своем духе, но тут у Андрея запищал телефон. Свиридов. – Включите телевизор, первый канал, – сказал он. Гумилев схватил со стола пульт, нажал кнопку. На экране появилось изображение зала ожидания какого-то аэропорта, наполненного встревоженными людьми; многие плакали. Закадровый голос комментировал: – …На борту лайнера Airbus 330 французской авиакомпании Air France, выполнявшего рейс по маршруту Рио-де-Жанейро – Париж, находились двести шестнадцать пассажиров, среди них восемь детей, а также двенадцать членов экипажа. Рейс номер 447 вылетел вечером в воскресенье и должен был приземлиться в аэропорту «Руасси-Шарль-де-Голль» в 11.10 по местному времени, но в назначенное время лайнер посадку не совершил. Никаких данных о судьбе людей пока не поступало, связи с лайнером нет уже несколько часов. В парижском аэропорту создан кризисный центр, открыта горячая линия. Президент Франции Николя Саркози призвал приложить все усилия, чтобы установить, что произошло с самолетом… Гумилев вырубил звук. На экране люди в белых халатах выводили из зала рыдающую женщину. – Я перезвоню, – сказал он молчавшему в трубке Свиридову. Бросил мобильник и повернулся к остолбеневшему Арсению. – Это был наш лайнер? – Судя по всему, наш. – Самолетом управлял наш искусственный интеллект? – Да. Но, может, лайнер еще объявится? Всякое случается… Не будем торопиться, Андрей… – Нет, Арсений, это катастрофа, – перебил его Гумилев. – Катастрофа. Впрочем, на самом деле он выразился значительно грубее. |
Глава четырнадцатаяКатастрофаБориса Гордеева – парня, который поймал неудачливого киллера Краснова – Андрей ждал, стоя в саду у жаровни и поворачивая лопаточкой крупные куски сочного мяса. Он был искренне благодарен парню, который просто так, безо всякой корысти, погнался за преступником и по сути рисковал собственной жизнью. Будь это настоящий киллер, а не Краснов, он прикончил бы Бориса, даже не задумываясь. С досье, которое собрали на Гордеева люди Санича, Андрей уже ознакомился. В нем не было ничего экстраординарного. Двадцать три года. Высшего образования нет, отчислен со второго курса экономического факультета Плехановской академии за неуспеваемость и непосещение занятий. Учился по специальности «Оборудование предприятий торговли и общественного питания». Живет один, с родителями отношения напряженные, общаются редко. Сейчас работает курьером в службе доставки. Хобби – компьютеры. В общем, вполне обычный молодой человек. – Андрей Львович, привезли Гордеева, – сказал неслышно подошедший телохранитель. – Тьфу ты, напугал! – разозлился Гумилев. – Что ж вы подкрадываетесь так?! Хоть покашлял бы издали… И бросьте мне такие обороты – «привезли Гордеева». Звучит так, словно его в наручниках привезли и сейчас паяльник начнут ему в… э-э… короче, поработайте там над языком, а Гордеева давайте сюда. Борис сегодня был не в своем мотоциклетном комбинезоне, а в пиджаке с коротковатыми рукавами, джинсах и белой рубашке. На лице еще оставались видны царапины от асфальта. – Привет, – сказал Гумилев, снимая дымящееся мясо с решетки на блюдо. – Я – Гумилев Андрей Львович. Можешь звать меня просто Андрей Львович. – А я – Гордеев Борис Степанович. Можете звать меня просто Борис, – сказал парень. Они пожали друг другу руки, и Гумилев заметил: – Я же сказал ребятам – в неформальной обстановке. Я вот в шортах, в футболке, а ты пиджак надел. Не передали, что ли? – Да нет, они передали, но я подумал… В общем, мало ли что у вас считается неформальная обстановка. Может, формальная – это во фраке, а неформальная – в смокинге. Андрей засмеялся. – Так, мясо готово, – сказал он, беря блюдо, – идем-ка к столу. Пиджак сними, повесь вон на спинку или на сучок. Не в Георгиевском зале Кремля, в конце концов. Стол был накрыт, обслугу Гумилев отослал, сказав, что управится сам. Борис церемониться не стал – шлепнул себе большой кусок мяса, навалил молодого печеного картофеля, овощей, маринованных огурчиков и боровичков, уцапал бутерброд с икрой и быстро его сжевал. – Всегда любил икру, – мечтательно проговорил он. – Как там у Воннегута? Завтрак для чемпионов! – Ты пить-то что будешь, чемпион? – Могу водку. Могу вино или пиво. – Значит, водку, – решил Гумилев. – Под жареное мясо нужно непременно водку. Всякие виски и коньяки – не из этой области. Он достал из ведерка со льдом бутылку шотландской водки «Дива» и налил в высокие стаканчики. Сел, положил себе салата, поднял стаканчик: – Ну, за знакомство. Борис чокнулся, выпил, сказал: «Ничего водка» – и принялся жевать очередной бутерброд. Гумилев дождался, пока парень подзакусит, налил еще и велел: – Теперь рассказывай давай. – Чего рассказывать? – не понял Борис, ловя вилкой ускользающий боровичок. – Зачем за киллером погнался. – А... Из корыстных побуждений, само собой. Вижу, взрывают какую-то шишку на «Мерседесе», киллер удирает, водит притом так себе… Я и подумал: а ну-ка догоню, если что, ценным подарком от ГУВД не отделаются. – Хочешь попросить миллион? – поинтересовался Гумилев. – За победу светлых сил, – сказал Борис, чокаясь. – Конечно, хочу. А вы, как человек честный, мне вряд ли откажете. – С чего это ты взял, что я честный? Я олигарх. Капиталист. – И что из того? Капиталисты тоже бывают честные. Не все же Березовские. Не думайте, я вам не льщу, Андрей Львович. Я про вас почитал тут в Интернете. Гумилев не стал уточнять, что именно Борис прочел о нем в Интернете. – А если я скажу, что за свои деньги нанял пойманному тобой киллеру адвоката? И пригласил его работать в моей компании, после того как закончится тюремный срок? Гордеев недоверчиво посмотрел на Андрея, потом, видимо, решил, что тот не шутит. – Тогда я скажу, что вы еще и очень странный человек. И уж если собственного киллера так обхаживаете, то мне явно обломится что-нибудь посерьезнее. – Где мотоцикл взял? Машина серьезная, дорогая. – Квартира бабушкина. Она мне ее отписала, я продал, купил попроще и поменьше, а на разницу – мотоцикл. Я же курьером работаю, а на мотоцикле очень удобно. Гумилев знал все это из досье, но хотел проверить, не соврет ли парень. Не соврал. – Ко мне работать пойдешь? – Курьером?! – Курьеров у меня хватает. Я пока говорю в принципе – пойдешь работать? Потому что миллиона я тебе не дам. Ни евро, ни долларов, ни рублей. Проешь, прогуляешь с девицами, еще разобьешься пьяный на своем «Кавасаки». Борис положил вилку, внимательно глядя на Андрея. – Это не в моих принципах – раздавать деньги. А вот взять тебя на хорошую, прилично оплачиваемую работу – могу. Кстати, киллер-то не чета тебе, уникальный специалист, получит диплом, поработает немного – цены ему не будет. А тебя, между прочим, из Плешки выперли. И на бабушкину квартиру ты себе купил мотоцикл, а не, скажем, вложил эти деньги в какое-то дело. Или хотя бы в банк положил. Мораль? Живешь одним днем. Таких знаешь сколько в Москве? Гордеев молчал, катая пальцем по столу упавшую икринку. – Поэтому решай насчет работы. Если нет – спасибо тебе за труды, сейчас выпьем еще, докушаем, поговорим о спорте – футбол любишь? – о кино, о политике, если угодно… И попрощаемся. Я тебе даже устрою возвращение в Плехановку, хотя сомневаюсь, что ты не вылетишь через год снова. Если скажешь «да», продолжим разговор уже предметно. Но халявы не будет, Борис. Гордеев щелчком отправил икринку куда-то в глубину сада и спросил: – Это ведь вы финансируете Арктическую экспедицию? – Я. Хочешь в Арктику? – Ага. Было бы интересно. – Здоровье позволяет? Хронические болезни типа тонзиллита или бронхита есть? Э, да я сам себе противоречу – уже начинаю предметный разговор. Или так надо понимать, что ты согласен работать? – Согласен, – улыбнулся Борис. – Тогда поступим так. Я дам твои координаты Степану Бунину – это ответственный секретарь моего фонда «Новые рубежи». Он тебе разъяснит, что и как сделать, пройдешь медкомиссию – и вперед. – О’кей. Платить-то хорошо будете? – Какой же ты корыстный молодой человек, – засмеялся Гумилев, наливая еще водки. – Даже не спросил, кем придется работать, а сразу о размере вознаграждения. – Как это кем? Полярником. – Полы мыть умеешь? Нам вообще-то нужен кто-то типа юнги. Научных сотрудников в экспедиции хватает, да и какой из тебя научный сотрудник с твоим незаконченным образованием… – Мыть полы?! Я даже у себя дома полы не мою! – возмутился Гордеев. – А кто моет? – Никто. Мне грязь не мешает. – Значит, в экспедиции научишься. В жизни пригодится. Ладно, вроде бы с этим вопросом разобрались. Не переживай, если Бунин решит, что ты достоин большего – станешь вторым поваренком третьего помощника судового кока. Шучу, шучу… Ну, за покорение полюсов. Они чокнулись. – А теперь, – сказал Андрей, откинувшись на спинку кресла, – давай и в самом деле о футболе. Ты за кого болеешь? …Марго редко оставалась на ночь в его спальне. А когда это случалось, она всегда вставала раньше Андрея и потихоньку уходила в свою комнату. Просыпался он всегда в одиночестве, чему одновременно был рад и не рад. Гумилев не планировал посвящать посторонних в свои отношения. Судя по утренним побегам, не хотела этого делать и Маргарита. Нетрудно было догадаться, как воспримет общественность роман миллиардера, недавно потерявшего жену, и молодой красавицы-няни. Возможно, прислуга, постоянно живущая в доме, о чем-то уже догадывалась, но, дорожа хорошо оплачиваемой работой, не рисковала распускать сплетни. Однако Гумилев вовсе не был уверен в том, что не объявится еще одна кухарка Лариса… Даже распорядившись увеличить всем зарплату вдвое, он понимал, что до сих пор находится «под прицелом». А сегодня все произошло иначе. Марго еще не проснулась, тогда как Андрея что-то разбудило в пять утра. Он лежал, глядя в потолок, и чувствовал себя абсолютно отдохнувшим. Марго спала у него на плече – Андрей ощущал ее легкое дыхание на своей груди. Заснуть он уже не мог, бесцельно валяться на кровати – тоже. Гумилев пошевелился, пытаясь переложить девушку на подушку, и высвободить руку. Но сделать это, не потревожив Марго, не удалось. Девушка вздрогнула и, проснувшись, широко распахнула глаза. У Андрея перехватило дыхание. На него с недоумением смотрели разноцветные глаза. Левый – ярко-голубой, правый – изумрудно-зеленый. Такие глаза он видел только у загадочного индуса в Сингапуре. О таких глазах говорила колдунья Мавра, предупреждавшая, что ему встретится женщина с тайным лицом. Все это время Гумилев старался не думать о словах старушки, но теперь уже нельзя было сделать вид, что ничего не происходит. Марго испуганно вскочила и заморгала. Рука потянулась к глазам, но коснулась щеки и замерла. Девушка поняла, что Андрей все заметил. Она растерянно смотрела на него, пытаясь прийти в себя после сна. – Что все это значит, Марго? – спросил Гумилев. – О чем ты? – О твоих глазах. Марго тяжело вздохнула, поднялась с кровати и накинула на плечи легкий халатик. – Ты куда? – В свою ванную. – Может, все-таки объяснишь сначала? Маргарита покачала головой и выскользнула за дверь. Гумилев быстро нашарил подаренные Марусей тапки-лягушки и поспешил следом, не желая прекращать разговор. Он догнал девушку у дверей ее комнаты, удержал за плечо. – И все-таки? – Прости, я просто не хотела, чтобы это ты видел. Я обычно ношу цветные линзы, чтобы скрыть это… это уродство. – Уродство? – Так получилось, что у меня глаза разного цвета, и я очень этого стесняюсь. Раньше, когда не было цветных линз, я все время ходила в темных очках. – Но я не понимаю, зачем ты их прячешь? Что тут такого? – Ты даже не представляешь, как тяжело жить с такими глазами! Все на тебя смотрят, задают вопросы… чувствуешь себя зверушкой в клетке. А в детстве вообще был кошмар – как меня только не дразнили! «У кого два разных глаза, тот противная зараза»… До сих пор помню… – Ерунда какая, – поморщился Андрей. – И только поэтому ты всегда просыпалась раньше меня? – Нет, просыпалась я для того, чтобы кто-то… ну… не застал нас вместе. Знаешь, всякое может случиться. Но сегодня ночью я потеряла у тебя в душе линзу, пришлось выбросить и другую… Собиралась встать пораньше, пойти к себе и взять новую пару, и вот – проспала… Маргарита выглядела такой расстроенной, и Андрей нежно привлек девушку к себе, но та отстранилась: – Идем в комнату, а то устроили тут в коридоре переговоры… У себя Марго тут же отправилась в ванную и начала доставать из шкафчика в ванной футляр с линзами, но остановилась и удивленно посмотрела на Гумилева. – Наоборот. Можно я попрошу тебя кое о чем? – Попробуй. Андрей забрал у нее из рук пластмассовую коробочку с цветными линзами и отставил ее в сторону. – Не носи больше это. Я хочу, чтобы ты всегда ходила так. И хватит исчезать из моей спальни по утрам. Мне уже стало казаться, что все наши ночи мне просто снятся. Гумилев огляделся – он впервые был в ванной Марго. Вокруг стояла масса баночек, упаковок и тюбиков. Ванная Евы, напротив, всегда была аскетична, из-за отсутствия всевозможной косметики было сложно догадаться, что это помещение принадлежит женщине. Андрей взял в руки золотистый флакончик, стоявший на виду. – Автобронзант? – удивленно прочел он. – Искусственный загар, – пояснила Марго, поспешно забирая у него флакон. – Зачем он тебе? Ты и так смуглая. – Вот потому-то я и смуглая, что пользуюсь этой штукой. – Подожди… а какая ты на самом деле? – У меня очень светлая кожа – она даже загару не поддается. – Да, сегодня день открытий. И глаза у тебя не того цвета, и кожа… Что еще в тебе не настоящее? – Андрей говорил это шутливым тоном, но на ум вновь невольно приходили слова старушки Мавры о женщине с тайным лицом. – Ну почему не настоящее? Женщины всегда украшают себя. Вот ногти у меня на самом деле не красные, – Марго засмеялась и выставила вперед руки с накрашенными ногтями. Андрей поймал ее за запястья и поцеловал в раскрытые ладони. – Прекращай эту маскировку. Я хочу видеть тебя настоящую, такую, какая ты есть. Он взял с раковины футляр с линзами, занес руку над урной и выжидающе посмотрел на Марго. Ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Секунду подумала – и со вздохом кивнула ему. Футляр полетел в корзину для бумаг. Флакон с автозагаром Марго решительно отправила вслед за линзами. – Слушаюсь, мой господин! – девушка шутливо сложила на груди руки и поклонилась Андрею. – А ногти можно красить? А ресницы? А губы? – Можно, так уж и быть. Только без фанатизма, – улыбаясь, Андрей обнял Марго, коснулся ее губ. – Хотя нет, помаду давай отменим. Она только мешает. Левой рукой он плотнее прижал к себе девушку, а правой защелкнул замок на двери в ванную. Спустя несколько часов Гумилев сидел в своем кабинете и читал истории про людей с разноцветными глазами. Вспомнил про «Мастера и Маргариту» Булгакова. – Слушай, ты же у нас Маргарита! Как я сразу не догадался, что разноцветные глаза у тебя от Воланда! – Андрей не удержался и позвонил девушке, чтобы поделиться с ней своим открытием. В ответ получил обещание, что няня его заколдует, если он не перестанет шутить на эту тему. Но Андрей не успокоился и скачал себе пару альбомов Дэвида Боуи – обладателя одного карего, другого серо-голубого глаза. И у певца, и еще у тысяч совершенно обыкновенных жителей планеты была гетерохромия – «различие в окраске радужных оболочек, вызванное избытком или недостатком пигмента меланина». Андрей выяснил, что разноцветные глаза можно и получить при рождении, и заработать во время травмы. От просмотра картинок с разноглазыми кошками и собаками его отвлекло появление Арсения Ковалева. – Вот, – сказал он, с гордостью кладя на стол флешку. – Первые записи Белки после операции. Все прошло успешно, даже лучше, чем мы надеялись! – Ну, давай посмотрим. Гумилев вставил флешку в порт, запустился проигрыватель. На экране крупным планом появилась черно-седая морда немецкой овчарки. Умные глаза смотрели прямо в кадр. Затем камера отъехала, и стало видно, что тело собаки лишь отчасти покрыто шерстью. Большая его часть была из блестящего серебристого металла. Голова, шея и левое плечо овчарки переходили в металлическое туловище; только левая лапа была настоящей, все остальные сверкали холодным серебром. Лаборанты меж собой называли Белку «собакиборгом», и неудивительно – при виде ее тут же вспоминался старина Арни в «Терминаторе». История Белки, впрочем, тоже была достойна кинематографа. Пока дурная мамаша болтала с подругой, ее трехлетний сын выбежал на дорогу, прямо под колеса грузовику. Мимо проходил мужчина с собакой. Овчарка увидела, что ребенку грозит опасность, рванула к нему. Мужик, конечно, не смог ее удержать и отпустил поводок. В итоге собака вытолкнула мальчика буквально из-под колес, но сама угодила под грузовик. Лапы, позвоночник – все оказалось переломанным, внутренние органы – практически в кашу… Ветеринар решил усыплять собаку, потому что операции делать было бессмысленно. Но случилось так, что в это время одна из сотрудниц Гумилева, умница и красавица Оля Свешникова, принесла на прививку своего кота-британца. В коридоре она услышала рассказ убитого горем хозяина овчарки, пожалела смелую собаку, переговорила с врачом и попросила его поддержать жизненные функции пострадавшей до приезда лабораторной реанимационной машины – за определенную сумму, разумеется. Хозяину овчарки сказали, что она умерла. И вот сейчас Белка пыталась встать, путаясь в своих нейропротезах. Выглядело это неуклюже, но Гумилев понимал, что первые шаги умной овчарки – это первые шаги к полноценной замене человеческих органов. Чтобы пациенты могли не просто опираться на искусственную ногу, но и полностью управлять ею, как настоящей конечностью. Все нервные окончания были соединены с электроникой и подавали нужные сигналы в мозг. – Смотри, смотри! Встала! – Арсений азартно двинул Гумилеву локтем в бок. Белка и в самом деле поднялась, наконец, на ноги. Постояла и, шатаясь, пошла вперед, к мисочке с едой. Подошла, осторожно опустила голову и начала есть, деликатно подхватывая зубами нежные мясные кубики. – Пищеварительная система практически вся искусственная… – бормотал Ковалев. – Почки, сердце… Смотри, кушает! Кушает! – А когда она к вечеру еще и покакает, ты скажешь, что пора регистрировать Институт бессмертия. – И пора! – заявил Арсений, топорща бороду. – Ты столько лет собираешь все разработки в этой области – нанотехнологии, генная инженерия, клонирование… Пора, наконец, все это объединять! – …И Россия станет лидером в области создания искусственного интеллекта и киберчеловека! – торжественно закончил Гумилев, словно с трибуны какого-нибудь съезда. – Пиши рекламные проспекты, Арсений. Озолотимся. Тебя директором назначим или Перельмана? Киньте монетку, что ли, чтобы не обидно было. – Все бы тебе шутить, – сказал сердитый Арсений, продолжая наблюдать за завтраком Белки. – А время уходит. Думаешь, ты один такой умный? – Честно? Думаю, один. Даже уверен! – Гумилев громко рассмеялся. – Тьфу ты, пропасть! Опять ты за свое! – Ковалев, судя по всему, собрался разворчаться в своем духе, но тут у Андрея запищал телефон. Свиридов. – Включите телевизор, первый канал, – сказал он. Гумилев схватил со стола пульт, нажал кнопку. На экране появилось изображение зала ожидания какого-то аэропорта, наполненного встревоженными людьми; многие плакали. Закадровый голос комментировал: – …На борту лайнера Airbus 330 французской авиакомпании Air France, выполнявшего рейс по маршруту Рио-де-Жанейро – Париж, находились двести шестнадцать пассажиров, среди них восемь детей, а также двенадцать членов экипажа. Рейс номер 447 вылетел вечером в воскресенье и должен был приземлиться в аэропорту «Руасси-Шарль-де-Голль» в 11.10 по местному времени, но в назначенное время лайнер посадку не совершил. Никаких данных о судьбе людей пока не поступало, связи с лайнером нет уже несколько часов. В парижском аэропорту создан кризисный центр, открыта горячая линия. Президент Франции Николя Саркози призвал приложить все усилия, чтобы установить, что произошло с самолетом… Гумилев вырубил звук. На экране люди в белых халатах выводили из зала рыдающую женщину. – Я перезвоню, – сказал он молчавшему в трубке Свиридову. Бросил мобильник и повернулся к остолбеневшему Арсению. – Это был наш лайнер? – Судя по всему, наш. – Самолетом управлял наш искусственный интеллект? – Да. Но, может, лайнер еще объявится? Всякое случается… Не будем торопиться, Андрей… – Нет, Арсений, это катастрофа, – перебил его Гумилев. – Катастрофа. Впрочем, на самом деле он выразился значительно грубее. |