Глава 2Ящерка1— Журнал — одна штука, плеер — одна штука, бутылка минеральной воды — одна штука, солнцезащитный крем — одна штука, леденцы… Еще одна женщина в форме службы безопасности. Такая маленькая, что ей приходилось поднимать руки, чтобы дотянуться до стола и выложить на него вещи, которые она доставала из большой картонной коробки. — …одна упаковка, браслет — одна штука, игрушка — одна штука… Вот так, пытаешься доказать отцу, что ты уже взрослая, а потом он забирает тебя из тюрьмы и видит, что ты возишь в сумке резинового утенка. К счастью, краснеть от стыда придется потом, потому что сейчас папу позвал капитан — подписать какие-то бумаги. — Шорты розовые — одна штука, ювелирное изделие — одна штука… Ювелирное изделие? У Маруси не было никаких ювелирных изделий. Она увидела, как женщина выложила на стол серебряную ящерку размером с мизинец. — Это не мое. — То есть, как это? — маленькая женщина смотрела на нее снизу вверх. Ей приходилось поднимать брови, и из-за этого казалось, будто глаза в прямом смысле лезут на лоб. — Ну, это не моя ящерка. Я впервые ее вижу. — Этого не может быть. Все вещи были извлечены из вашей сумки и запротоколированы. Маруся пожала плечами. — Может, она в коробке лежала? Маленькая женщина замотала головой. — Она лежала в вашей сумке… — Может, кто-то ошибся? — Я лично разбирала вещи. Серебряная ящерка. Что это могло быть? Маруся точно не видела ее раньше, но как она могла попасть в сумку? Кто-то подбросил? Кто? Бабушка? Вряд ли. Кто-то из друзей? Тоже нет. В самолете? В аэропорту? В службе безопасности? Но зачем? — Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь. — Подождите! — Маруся положила ладошку на документы и отодвинула их в сторону. — Это не моя вещь! Не думаю, что я должна расписываться. Маленькая женщина немного помолчала, хлопая глазами, потом развернулась и вышла из-за стойки прямо к Марусе. Теперь, рядом с ней, она стала казаться еще меньше: какой-то лилипут из сказки. — Видите эти коробки? — ни с того ни с сего спросила женщина и указала на листы картона. — Листы картона вижу, — честно ответила Маруся. — А это коробки! — уверенным тоном сказала женщина, подошла к столу, взяла один из листов и ловко свернула из него большую квадратную коробку с логотипом аэропорта. — И что вы хотите этим сказать? — немного неуверенно спросила Маруся: она слегка опешила от такой резвости лилипутки. — Я хочу сказать, что в коробке не может ничего лежать, потому что она абсолютно пустая. Она лист! А это, — женщина указала пальцем на сумку Маруси, — сумка! Я беру лист, складываю из него коробку и перекладываю туда вещи из сумки. Никакой ошибки быть не может. Это ваша вещь, и вы должны поставить подпись, подтверждающую, что вы забрали все, что лежало в вашей сумке! Маруся убрала ладонь с документов и взяла ручку. Она расписалась, где требовалось, сложила вещи и ушла искать папу. Отец все еще разговаривал с капитаном — уточнял детали происшествия. Потом он пожал руку офицеру, внимательно посмотрел на Марусю, затем на часы, взял ее сумку и поспешил к выходу. Судя по тому, что он ничего не сказал, разговор предстоял долгий. 2— Почему ты все время куда-нибудь влипаешь? — Па-а-а… Машина мчалась по автостраде, обгоняя все остальные — словно они решили установить новый рекорд скорости. — У тебя какая-то уникальная способность влипать в невероятные ситуации даже там, где это совершенно невозможно… — Ну, я же не виновата! — Что вообще надо было сделать, чтобы у тебя заблокировали жетон? — Они признались, что это был сбой в системе. — Эта система не сбоит. — Значит сбоит. — Но почему именно у тебя? Маруся вздохнула. Ответить ей было нечего. — Почему именно после твоего ухода обнаруживают труп? — Ты так говоришь, будто трупы обнаруживают после каждого моего ухода… Музыка в салоне прервалась, потом заиграла снова, но уже с какими-то помехами. — Это еще что такое? Музыка снова прервалась. Электронное табло замигало и стало показывать, черт знает что. На часах высветилось время 53:74, а температура за бортом «поднялась» до 55. — Да что творится? — Может, это тоже из-за меня? — Может, из-за тебя. — Ну не злись. — Ты знаешь, как мне некогда… Это была папина коронная фраза. Особенно после того, как он занялся проектом «Искусственное солнце» и месяцами пропадал за границей. Еще он любил повторять, что ему некогда поесть, поспать, некогда искупаться в море… И тем более некогда спасать свою никчемную дочь. — Знаю. — Почему я должен бросать все дела и вызволять тебя из очередной фигни? — Ну не вызволяй. — Не вызволяй… В следующий раз так и сделаю. — Не сделаешь. Папа замолчал, и Маруся стала смотреть в окно. Солнце палило так сильно — может, датчик температуры и не врет? Настроение резко испортилось, стало грустно. — Что ты думаешь насчет летней практики? Июнь-июль ты прогуляла… Теперь настроение не просто испортилось, а с грохотом рухнуло до отметки «хуже некуда». — Я отдыхала. — Практику это не отменяет. Надо было как-то очень быстро и ненавязчиво увести разговор в сторону… — На самом деле ты злишься на машину, но так как она не может тебе ответить, ты переносишь свою злость на меня. — Да что ты говоришь? — Но ведь это так? — А может быть, на самом деле я злюсь на тебя, но так как ты моя дочь, я переношу свою злость на машину, хотя она совершенно не виновата в том, что мне пришлось срывать… — Пап! — Что, пап? — Ты уже сто раз рассказал про то, как сорвал встречу и… — Не нравится про это говорить? — Нет! — Хорошо, — папа открыл окошко и закурил, — сменим тему. Поговорим, например, про твою летнюю практику. Маруся опустила кресло и отъехала как можно дальше назад, чтобы папа вообще ее не видел, но вопрос остался висеть в воздухе в виде напряженной паузы, которую надо было заполнить каким-то внятным ответом. — А если я вообще не буду ее проходить? — Ты хочешь поступить в институт? — Нет. Папа резко затормозил на повороте. — Так и будешь всю жизнь гонять на машине? — Например. — Может, таксистом будешь работать? — Очень может быть. — Отличная профессия для дочери дипломата… И где это написано, что дочери дипломатов не могут быть таксистами? Машина въехала во двор и остановилась у подъезда. 3Жуткий беспорядок — это то, что ни в коем случае нельзя показывать рассерженному отцу, поэтому Маруся сразу прикрыла за собой дверь в комнату и стала метеором носиться, рассовывая вещи по ящикам. Некоторые считают, что ящики созданы для того, чтобы аккуратно раскладывать в них маечки и носочки, но каждый ребенок знает, что это всего лишь ширма, за которой можно спрятать весь свой бесконечный хаос, создав иллюзию порядка. К счастью, папа был человеком воспитанным, поэтому никогда не заходил в комнату без стука, а если и стучал, Маруся всегда могла крикнуть что-то вроде «я переодеваюсь» и зависнуть в комнате еще на двадцать минут. Но через двадцать минут дверь пришлось открыть. — И что ты делала? — Переодевалась. — В то же самое? — Я перепробовала все вещи, и оказалось, что это самое подходящее. — Купальник под майкой? — А что? Папа пожал плечами и прошел в комнату. Почему-то его взгляд сразу же остановился на носке, предательски торчащем из нижнего ящика письменного стола. — Ты видела письмо из школы? — Какое письмо? — С распределением на практику. — Н-е-ет. — Ну, неудивительно. Как ты могла его увидеть, если в коммуникаторе используешь только телефон. — Ты взломал мою электронную почту? — Нет, зная твой характер, мне Степан Борисович Бунин послал скрытую копию. — Кто? — Профессор Бунин. — Ну ладно-ладно… — Отличный летний лагерь в Нижнем Новгороде. Зеленый город, лекции известных ученых. — Я не хочу быть ученым. — Таксисту это тоже пригодится. Папа вышел из комнаты, и Марусе пришлось бежать следом за ним. — Ну, ты же обещал отвезти меня на «Формулу-1». — А ты обещала складывать носки в бельевой ящик. Удар ниже пояса. — У меня день рождения! — Поздравляю. — Ну, па-а… — Отметишь с новыми друзьями. — Ты не можешь так со мной поступить! — Хорошо. Неделя. — Что неделя? — Едешь на неделю и возвращаешься ко дню рождения. Мне нужно, чтобы ты появилась в этом лагере, а дальше мы что-нибудь придумаем. — Правда? — Обещаю. Это менее ужасно, чем могло было быть, но все равно, все равно… — Я вызвал такси. — Ну, па-а-а! — У тебя есть час, чтобы собрать вещи. — Пап! — Что, пап? — Ну, хотя бы разреши мне поехать на машине. — Ты на машине и поедешь. — На своей машине. — Нет, знаешь ли… — папа открыл газировку и сделал пару больших глотков. — Я хочу быть уверен, что хотя бы по дороге в лагерь с тобой ничего не случится. — Ну, пап… — Время пошло! Родительская любовь — это такая любовь, которая кажется наказанием. Особо жестоким наказанием кажется любое проявление заботы… — Я даже душ еще не приняла. — Думаю, в Нижнем Новгороде есть вода. — Вот так грязной и поеду? — У меня самолет через сорок минут, так что я уже выезжаю, справишься сама. И, да, я заблокировал твою машину, поэтому давай без выкрутасов. — А жетон? — А жетон разблокировал. — Предатель. — И это ты называешь благодарностью? — Так не честно! Ты используешь свое служебное положение для того, чтобы наказывать дочь! — А еще я использую свое служебное положение для того, чтобы вытащить дочь из тюрьмы. — Лучше бы ты меня там оставил. — Да я уж и сам жалею. Папа протянул Марусе бутылку с лимонадом. — На, охладись… Маруся демонстративно отвернулась и ушла в свою комнату. Больше всего на свете она не любила учиться, и это больше всего на свете раздражало папу. Папа всегда был отличником и не уставал повторять, что если он чего-то и добился, то только благодаря своему прекрасному образованию. Марусе же казалось, что все, чего он добился, это бесконечная работа, без сна и отдыха, и что в этом хорошего, она совершенно не понимала. Маруся полезла в карман за леденцом, чтобы хоть как-то подсластить горечь поражения, и наткнулась там на ящерку. Она была холодной, пожалуй, даже ледяной, и это наполняло ее каким-то мистическим смыслом. Маруся подумала, что ящерка обладает волшебными свойствами, поэтому посмотрела ей в глаза и загадала желание — пусть папа сейчас же войдет в комнату и скажет, что он передумал. — Маруся? — Да? Папа вошел в комнату и улыбнулся. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Сердце замедлило свой ход. Практически остановилось. — Как раз в эти дни там будет проходить международная конференция археологов! Это жутко, жутко интересно! Я даже тебе завидую… Ящерка не работала. 4Сам о себе не позаботишься — никто не позаботится. Маруся дождалась, когда папа отъедет от подъезда, и взяла коммуникатор. — Я бы хотела отменить вызов… О том, как разблокировать машину, Маруся прочитала в интернете и даже пару раз пробовала — все как по маслу. — Солянка дом один. Да, спасибо. Не поехать в лагерь она не могла — нарываться на еще один скандал было некстати, но добраться туда на своей машине показалось не таким уж большим проступком. — Извините еще раз. Маруся положила трубку и оглядела комнату. Какие вещи могут понадобиться в научном лагере? Большой вопрос. Обычно Маруся путешествовала налегке — все необходимое можно было купить в магазинах, но есть ли нужные магазины в городе ученых, оставалось непонятным — воображение рисовало гигантские супермаркеты, заполненные белыми халатами, резиновыми перчатками, колбами, горелками, микроскопами и подопытными кроликами. Поэтому, на всякий случай, Маруся закинула в сумку пару футболок, шорты, джинсы, трусики и носки из ящика письменного стола, те самые. К счастью, Маруся была из тех редких девочек, которым было абсолютно наплевать во что одеваться — и так красивая. Как говорил папа, «подлецу все к лицу». Абсолютная правда. На подземную стоянку можно было попасть на лифте прямо из квартиры, и тогда папа получил бы сообщение, что во столько-то и во столько-то кто-то проник туда. Фиговая история. Маруся вышла из квартиры и позвонила в соседнюю дверь. Через минуту дверь открылась. — Клавдия Степановна… Клавдия Степановна была учительницей. В свои сто лет она была еще о-го-го, выпивала по двадцать чашек эспрессо в день и замечательно управляла электромобилем. Всю жизнь соседка прожила одна, семьи у нее не было, как и все учителя — она ненавидела детей, однако почему-то обожала Марусю. — Можно я пройду? Для людей непосвященных это прозвучало бы, как просьба пройти в квартиру, но Клавдия Степановна отлично понимала, куда и зачем нужно пройти Марусе. — Вот вроде папа твой неглупый человек, а до сих пор не догадался, как ты проникаешь на стоянку? — Он слишком умный, чтобы думать о таких глупостях. — Кофейку выпьешь? Маруся искренне любила Клаву, как ее называли дома, но болтать с древней старушкой было как-то… да чего уж там — это было скучно! Однако хорошее воспитание взяло свое, поэтому она улыбнулась и прошла на кухню. — Вчера привезли новый сорт… Иногда Маруся завидовала другим детям, которые плевали на всякие правила приличия. — Сердце от него так и прыгает! Не помогать взрослым, не поддерживать скучные разговоры с дальними родственниками, не благодарить за дурацкие подарки и даже не убирать за собой тарелки после еды. — Тебе с молоком? — И побольше! Ну ладно, если ты какой-то воспитанный ботан, а если вот такой балбес-непоседа? Единственный, кого Маруся постоянно ослушивалась — был папа. Из-за этого папа огорчался. Почему у Маруси получалось огорчать самого любимого человека — непонятно, но потом она прочитала, что людям свойственно причинять боль самым близким, и успокоилась. Ей показалось, что это что-то из области безусловных рефлексов, а с биологией не поспоришь. — Сахар положишь сама. Маруся осторожно открыла стеклянную банку, выловила пару прозрачных кубиков и бросила в чашку. Кубики зашипели, как растворимые таблетки, и превратились в густую ароматную пенку. — Отец уже уехал? Маруся кивнула. — А ты как долетела? — Я, ну… нормально. Как обычно. — Без приключений? Маруся отхлебнула кофе, быстро соображая, что именно стоит рассказать для поддержания беседы, но так, чтобы она не переросла в многочасовые расспросы. — Да, в общем-то, без приключений, если не считать небольшой задержки. Там этот прилетел, ну, как его… целитель… — Нестор? Клава неожиданно оживилась и даже присела поближе. — Да, точно. Он зачем-то летел обычным рейсом и вышел вместе со всеми, и там собралась толпа. Ну, в общем… — Он что, вышел к людям? — Ага. Такое столпотворение, аэропорт просто парализовало. — И ты его видела? Маруся смутилась. Она никак не ожидала от Клавы такого интереса. — Я, нет. Я там, ну просто.… А вы что, как-то… Вы его знаете? — Нестор — великий человек. — Клавдия Степановна! — Маруся даже поставила чашку на стол от удивления. — Вы ли это? Вы ведь всегда были против всяких шарлатанов. — Но он не шарлатан. Я видела, что он делает… — Где вы видели? — В воскресном шоу… — По телику? Но ведь это монтаж. — Это прямой эфир! — Да в телике не бывает никаких прямых эфиров. Это все обман. Я не знаю, как вообще в это можно верить?! Клава поджала губы и замолчала. Маруся поняла, что сболтнула лишнего и, видимо, не на шутку обидела старушку. — Я просто понимаю, что… ну… то, что он делает, это псевдонаука, это невозможно. Клава встала из-за стола и бросила свою чашку в мойку. — Ну, может быть, это сила внушения, я не знаю.… То есть, может, он и правда приносит какую-то пользу, но… Казалось, что с каждым следующим словом Маруся только усугубляла ситуацию и, значит, надо было либо замолчать, либо уже, наконец, уйти и не раздражать пожилого человека своим подростковым цинизмом. — Я, пожалуй, пойду, спасибо. Клава все так же молчала, но вид у нее был скорее задумчивый, чем сердитый. — Вы не против? — Я открою тебе. Клава прошла в коридор и остановилась около небольшой двери, похожей на вход в кладовку. — Когда-нибудь ты поймешь, как ошибалась, — тихим голосом сказала она и обернулась к Марусе, — и тоже поверишь в чудо. Маруся вежливо улыбнулась и отворила дверь. Прямо за ней находилась кабина лифта и, кто бы мог подумать, на стене кабины висел плакат все с тем же Нестором. — Спасибо, — поблагодарила Маруся, закрыла за собой дверь и нажала на кнопку минус второго этажа. Лифт медленно пополз вниз. Плакатный Нестор остался за спиной, и, казалось, будто он сверлит Марусю взглядом. Ощущение было настолько реальным, что Маруся стала ощущать его дыхание на затылке. Сумасшествие. Еще немного и Марусю снова охватит паника. Надо обернуться и посмотреть целителю в глаза. Это просто бумага. Обычная бумага с трехмерным изображением. И бумага не может дышать. Маруся дождалась, пока лифт остановится, и резко обернулась. Странно, но глаза Нестора были скрыты под круглыми очками с зелеными стеклами, а еще минуту назад она могла поклясться, что видела их. Чертова фантазия. Лицо у Нестора было правильной формы, можно даже сказать, красивое. Легкая седина на висках, гладкая кожа и еле заметная улыбка — может, именно она и сбивала с толку: казалось, он смотрит не в пустоту, как обычные изображения на плакате, а именно на тебя. То есть в данном случае он смотрел именно на Марусю и ухмылялся. От этих мыслей по телу пробежала дрожь, и Маруся поспешила покинуть кабину лифта. Еще восемь ступеней вниз, и она оказалась в просторном хорошо освещенном зале подземной стоянки. 5Эту фантастическую красотку папа подарил ей на четырнадцатилетие — видимо, он просто сошел с ума, ничем другим такой поступок не объяснишь. Машина была умопомрачительного дизайна, разгонялась до 440 км в час, к тому же вышла в ограниченной серии — мечта, да и только. У Маруси было подозрение, что папа, как любой помешанный на автомобилях мужчина, купил ее больше для себя, а Марусин день рождения был только поводом — хотя какая разница? Машина была Марусиной и от одной мысли об этом она ощущала себя счастливой. Разумеется, управлять таким «истребителем» мог только профессиональный пилот высшей категории, и людям было сложно поверить, что подобный допуск может иметь обычная школьница, но если бы вас усадили за руль в трехлетнем возрасте… Быть может, папа всегда хотел сына и, может, он мечтал, чтобы его сын стал гонщиком, или, может, он сам мечтал стать гонщиком. Короче, все эти папины комплексы привели к тому, что все свое детство Маруся провела на гоночной трассе и поэтому теперь, помимо множества наград, имела допуск к вождению любых спортивных автомобилей и необходимую десятую категорию. Как бы там ни было… вот она. Стоит блестящая и заблокированная. Набрать десятизначный номер на коммуникаторе, в момент ответа оператора — еще двенадцать цифр и быстро его отключить; нехитрая комбинация и блокировка снята на 10 секунд. За это время надо успеть завести мотор и вставить свою карту. Глупый робот распознает хозяина и благополучно забудет о запрете. Езжай куда хочешь! Красота! 6Восьмирядную трассу в прошлом году сузили до четырех полос, а по бокам пустили магнитную железную дорогу. Вообще, после того, как между городами наладили дешевое воздушное сообщение, автомобили стали скорее роскошью, чем средством передвижения, и ездили на них только настоящие фанаты. Музыку погромче — и вперед. Даже не надо разгоняться — какой идиот будет торопиться на учебу? Здесь, за рулем, Маруся чувствовала себя, как дома, — будь ее воля, она бы совсем не вылезала из машины — интересно, можно ли будет взять ее с собой в лагерь? От этих ученых чего угодно можно ожидать… Музыка прервалась навязчивым сигналом входящего звонка. — Ты уже едешь? — Ну да… — В такси, я надеюсь? — Конечно! — И, надеюсь, в лагерь? — Нет, на Луну. — Если бы я мог отправить тебя на Луну… — Ха-ха-ха! — Все, я пошел. Буду на связи через пять часов. — Удачи! — Не шали там. Связь прервалась, и какое-то время Маруся ехала в полной тишине, размышляя о том, что жизнь прекрасна, как вдруг… бешеный рев и чей-то наглый зад оказался впереди — только для того, чтобы через секунду скрыться за поворотом. Это вызов! Маруся терпеливо выдержала поворот, не повышая скорость, но, выйдя на прямую, безжалостно вдавила педаль газа в пол — когда ты едешь на такой машине, подобной наглости прощать нельзя! Пара секунд — и машины поравнялись. Раз, два, три, четыре, пять… Противник остался в зеркале заднего вида. Ха-ха! На этом гонка не закончилась — отставший автомобиль взревел раненым зверем и рванул вперед. Ну, уж нет! Переключить режим и сохранить лидерство, чего бы это ни стоило. Вот он, бешеный адреналин, но никакой паники — он сгорает, как топливо, и, наоборот, как будто, добавляет мощности табуну под капотом. Пока, красавчик! Настроение лучше некуда, сердце упало в желудок, мозг взорвался, пальцы онемели — чистый восторг, на вот тебе еще прощальный поцелуй на повороте — резина визжит и дымится, а глупый преследователь и с радаров-то исчез. Маруся рассмеялась и тут же острая боль пронзила все тело. Что это? Ее автомобиль несся на человека, того самого, с прозрачной кожей, от которого Маруся пыталась сбежать в аэропорту. Резко по тормозам… закрутило… отбросило в сторону… удар головой… Темнота. 7Маруся открыла глаза. Впереди кювет — похоже, тут велось какое-то строительство, Марусина машина зависла на самом краю, сбив ограждения. Кожа на лбу содрана. Больно. Маруся протянула руку и нажала на кнопку — ремень безопасности отстрелился с характерным щелчком. Осторожно выбраться. Руки-ноги целы — уже хорошо. Тихонечко откинулась назад — главное, не расшатать машину, перелезла на заднее сиденье, открыла дверцу и вывалилась в песок. Теперь можно и вздохнуть. — Отлично паркуешься… Маруся повернула голову на голос. Какой-то парень лет шестнадцати в дурацкой майке с мамонтом. — Живая? Чуть в стороне та самая машина. Так вот с кем она гонялась… — Ты в порядке? — В порядке. Парень подошел ближе и протянул руку. — Встать можешь? Маруся проигнорировала его попытку помочь, перевернулась на четвереньки и осторожно встала. Голова немного кружилась, но в целом терпимо. — Помощь нужна? — Нет. Вообще-то сейчас помощь была нужна, но когда тебе четырнадцать, а ему шестнадцать, и он такой слащавый красавчик на спортивном автомобиле, то соглашаться на помощь совсем не круто… — Ну как хочешь. — Ага… до свидания. Красавчик развернулся и пошел к своей машине. Маруся сосредоточенно смотрела, как он удаляется, и пыталась как-то по-быстрому договориться со своим самолюбием. Вот сейчас он сядет в машину, уедет и что? Ей очень захотелось, чтобы он обернулся, и он обернулся. — Может, подвезти? — Не надо. О, черт! Она отвечала быстрее, чем успевала подумать, — и вовсе не то, что хотела! Красавчик протянул руку к дверце. — Я могу вызвать службу… — Не надо! — Ну, тогда я поехал. — Скатертью дорога. Так разозлилась на саму себя, что нахамила незнакомому человеку. Отлично. — Газ справа, тормоз слева. И лучше не нажимать одновременно! Ах ты, индюк самовлюбленный, еще и издевается! — Впрочем, говорят, женщины не различают «право-лево»… Маруся отвернулась и попыталась сосредоточиться на своих проблемах. Надо оценить масштаб бедствия и быстро придумать, что делать дальше, не обращаясь за помощью к папе. Она услышала, как машина наглого парня выехала на дорогу, сделала крюк… и вернулась. — Залезай, давай. — А машина? — Я вызову помощь. Маруся провела ладонью по горячей крыше своей любимицы, потом быстро вытащила сумку и села к своему нахальному спасителю. — Ты случайно не знаешь, где находится учебный лагерь в Зеленом городе? — Случайно знаю. Машина резко рванула с места и сразу же оказалась в крайнем левом ряду. — Меня Илья зовут, а тебя? — Маруся. — Дурацкое имя. Очень тебе подходит. Глубоко вдохнуть и сосчитать до десяти, чтобы не разбить ему голову. 8Первое, на что Маруся обратила внимание, был памятник летающей тарелке. Как потом объяснил Илья, это был вовсе не памятник и вовсе не тарелка, а городская обсерватория. Как бы то ни было, выглядела она как длинный металлический шест, к которому пришпилен сверкающий на солнце диск. От диска отходили тонкие тросы. Марусе эта конструкция напомнила цирк-шапито. При ближайшем рассмотрении оказалось, что сам диск был упакован в стеклянный шар, который, к тому же, беспрерывно вращался. С холма Зеленый город выглядел живописно: редкие крыши коттеджей, просматривающиеся сквозь густую зелень деревьев, окруженные небоскребами и многоэтажками. Маруся поймала себя на мысли, что больше всего это похоже на последствия какой-то техногенной катастрофы: будто в центре города устроили направленный взрыв, произошло землетрясение, и часть домов просто провалилась под землю. Минут через пять они съехали с шоссе, и дорога резко устремилась вниз. Ощущение падения усилилось — сейчас Маруся ощущала себя Алисой, и даже Илья показался ей воплощением Кролика, за которым она погналась — да, да, все именно так и было. Усилием воли Маруся прервала эти свои мысли, они показались ей детскими, а значит стыдными — не дай бог, кто узнает, о чем она думает сидя в машине с незнакомым парнем. Тогда Маруся стала думать про Илью. Она наблюдала за его движениями краем глаза и одновременно, без всякой связи, думала про того человека с прозрачной кожей и про то, что девочки всегда остаются девочками и смазливый парень для нее сейчас важнее, чем какой-то мистический убийца. Интересно, так и должно быть или это она такая ненормальная? Третьей, или какой там по счету мыслью, была мысль о машине, и еще о папе, и почему-то о чувстве голода, а еще о том, что она забыла постричь ногти. — Приехали. Машина резко затормозила так, что Маруся чуть не сломала себе челюсть о приборную панель. Романтику как ветром сдуло. — И что теперь? — Дальше пешком. Илья открыл дверь, выбрался из машины и потянулся. — Машины дальше не пускают. — Нет, я в смысле… — Ты так и будешь там сидеть? — Ты что, пойдешь со мной? — Ну, если хочешь, можем идти по отдельности. — Так ты здесь учишься? — Преподаю. — Ладно врать-то! — Хорошо! Маруся улыбнулась. Ветер совсем растрепал ее волосы, так что приходилась их придерживать, чтобы хоть что-нибудь увидеть — получалось, будто она идет, схватившись обеими руками за голову — та самая дурацкая длина, когда волосы уже достаточно длинные, чтобы мешаться, но слишком короткие, чтобы заколоть. Впрочем, именно такая длина Марусе и нравилась. — Вон, видишь дорожку? Маруся посмотрела, куда указывал Илья. Дорожка начиналась сразу за деревьями — не то, что даже дорожка, скорее тропинка в парке, довольно заросшая. Дикость какая! Марусе показалось, что она перенеслась на несколько веков назад, и это ощущение ее совсем не радовало. — Здесь точно есть горячая вода? — Эй! Вот это «Эй!» прозвучало откуда-то сзади и точно не принадлежало Илье. Значит… — Это еще кто такая? Маруся обернулась. — Может, объяснишь, что здесь происходит? И почему ты опоздал? В прошлом году Маруся читала книгу в сети про татаро-монгольское иго, где на обложке была нарисована девушка воин — черные волосы, смуглая кожа, насупленные брови, сощуренные и горящие гневом глаза… Очень похоже на то, что она видела сейчас перед собой, только вместо золоченых лат — спортивный костюм, а вместо лука и стрел… — Это и есть твоя лабораторная работа? Вместо лука и стрел — лазерная пушка. — Это новенькая. Я просто проводил ее до школы. — И где ты ее нашел? — На дороге валялась. Вот же зараза! — И где вы с ней были? Интересно, что это за пушка у нее в руках. Ну не оружие ведь? Или оружие? — У нее машина сломалась… — А-а-а-а, ну да-а-а, конечно! Сломалась машина, ты проезжал мимо, предложил подвезти, оказалось, что вам по пути… Маруся посмотрела на часы. Казалось, что этот день вообще никогда не кончится. Слишком много событий. Надо будет почитать, что сказано в гороскопе, наверняка там написано: «Сегодня вам лучше не вылезать из постели. Даже в туалет!» — Давай потом поговорим. — Да иди ты! Девушка-воин гордо развернулась и ушла в самую глубь нижегородских джунглей. Илья же выглядел так, будто ему только что отрубили голову. — Что это было? — Это было… Алиса. — Твоя подруга? Илья почесал голову. — Значит, слушай. Идешь по этой тропинке, там метров через сто будет указатель. Тебе надо в администрацию. Найдешь, короче… Неожиданный поворот. — Давай. Удачи. Такое многообещающее начало, и на тебе. Даже как-то обидно. Дурак, конечно, и раздражал всю дорогу, и вообще Маруся ненавидит таких парней, но к этому уже успела привязаться. Она проводила его взглядом. Даже не обернулся! 9Здание администрации всегда выглядит как здание администрации, кто бы его ни проектировал и в каком бы веке это ни происходило. Вы всегда безошибочно вычислите его, потому что оно будет похоже на скучную коробку с документами — даже если стены у него зеленые и прозрачные, как у этого, словно вылитого из бутылочного стекла. Маруся поднялась по ступенькам и вошла в холл. Солнечный свет, проникая сквозь зеленые стены, окрашивал все в зеленый цвет, поэтому казалось, что здание набито зелеными человечками. Маруся вспомнила про диск на тросах, замеченный на въезде, — видимо, никакая все-таки это не обсерватория, а летающая тарелка, что бы там Илья ни говорил. Один из зеленых человечков отделился от общей толпы и подошел к Марусе. — Вы Гумилева? — Я. Марусю уже ждали — значит, где-то в саду был спрятан сканер, который успел считать информацию с ее жетона и передать сюда. — Меня зовут Соня. Я руководитель летнего лагеря. Бывают такие девушки, которых называют «милыми». Обычно ими гордятся бабушки, в них влюбляются романтики и котята. У них кукольные черты лица — скука смертная, зато они всегда удачно получаются на фотографиях, как те же котята и бабушкина герань. Ну и еще они все время улыбаются, и голос у них тихий и приятный, и рядом с ними чувствуешь себя чересчур язвительной и несовершенной… и от этого тоже улыбаешься им в ответ вымученно и фальшиво. — Сейчас мы пройдем в мой кабинет и зарегистрируем тебя в школьной базе. Хорошо? — Хорошо. Соня расплылась в улыбке. — Твою машину уже эвакуировали. Если понадобится, ты сможешь найти ее на парковке. — А… — На карте школы парковка обозначена буквой «П». Посмотри в коммуникаторе. Маруся достала коммуникатор, на котором уже мерцала надпись о принятом файле. — Я прислала тебе ее сразу, как ты пришла. — О… спасибо. — Красным крестиком отмечен твой дом. — Дом? — Дом рассчитан на восемь человек. Четверо на первом этаже и четверо на втором. Никогда раньше Маруся не жила в одном доме с чужими людьми. — Каждый этаж разделен на два сектора. В каждом секторе, соответственно, проживает два человека. — В одной комнате? — Каждый сектор состоит из трех комнат. Две спальни и один кабинет. — А-а-а-а… — А на первом этаже есть общая гостиная, кухня и спортивный зал. — Кухня? — Школьная столовая работает с десяти утра до семи вечера. Кухня на случай, если тебе захочется перекусить ночью. — Еще как захочется. Соня рассмеялась тем самым смехом, который плохие поэты называют «хрустальным». Маруся поежилась. Скорее всего, эта куколка не знала, что значит «перекусить ночью», потому что не ужинала после шести. А еще она, наверняка, была вегетарианкой. Бывают же такие неприятные люди! Они поднялись на второй этаж, пешком — похоже, лифтов в этом здании не было — и теперь шли по длинному коридору. Внутренние стены были сделаны из того же прозрачного зеленого материала, так что было видно все, что происходит в других кабинетах. Свет поступал снаружи, и еще откуда-то изнутри, будто сами стены подсвечивались, хотя никаких источников света видно не было. — Здесь очень красиво ночью. Соня словно прочитала Марусины мысли. — Светится сам материал. — Ага… — Реагирует на коэффициент освещенности и регулирует подсветку. Ночью он светится ярко, днем — пропускает солнечный свет. — А почему он зеленый? — Наверное, потому что «Зеленый город». — А почему «Зеленый город»? — Ну… наверное, потому, что тут все зеленое. Логично. Соня остановилась и толкнула дверь. — Заходи. Маруся прошла в кабинет. — А вы с ума от этого зеленого света не сходите? — Ученые доказали, что такое освещение резко снижает нагрузку на нервную систему. Маруся ухмыльнулась. Ну да… Хотя, по большому счету, кроме этого зеленого света здесь ничего не раздражало. Соня подошла к большому, в человеческий рост, экрану, больше похожему на зеркало, только слегка затемненному, положила на него ладони и легко раздвинула в стороны, так что экран стал вдвое шире и теперь состоял из двух панелей. Затем, таким же движением, она раздвинула правую и левую панель и уже из этих четырех панелей, как из четырехстворчатой ширмы, соорудила параллелепипед. Ее движения были такими простыми и одновременно такими захватывающими, что Маруся даже забыла про свой следующий вопрос. — Это сканирующее устройство. — И что мы будем сканировать? — Мы введем твои параметры в систему распознавания… — Понятно… — И ты получишь допуск в дом, лаборатории, учебную часть, библиотеку… — Куда-куда? — В библиотеку. Ну, такую, книжную, знаешь? — Э-э-э… — Разувайся. Маруся скинула шлепки и встала ногами на мягкий резиновый коврик. — Ты в курсе, что раньше книги печатали на бумаге? — Я в курсе, что последние года три этого почти никто не делает. — Руководству школы показалось, что это хорошая идея. — Типа, как заросшие тропинки у вас в саду? — Коммуникатор тоже придется выложить. Маруся кивнула и положила его на стол. — И что, кто-нибудь туда ходит? — Конечно. Других вариантов нет. Электронные носители запрещены. Коммуникатор я тебе, конечно, верну, но все его функции, кроме телефонной связи и навигации по городку, будут заблокированы. — Что? — Никакого интернета, никаких электронных текстов, никаких вспомогательных приборов. — Считать в уме? — И писать от руки. Соня приоткрыла створки и кивнула головой, предлагая зайти внутрь этой конструкции. Маруся сделала один шаг и остановилась. Почему-то ей казалось, что дав себя просканировать и внести в базу данных, она словно подпишется на участие в какой-то авантюре, в которую ей совершенно не хотелось влезать. Впрочем, так оно и было. — Слушай… а можно, мы не будем меня сканировать и вообще это все… — Это не больно. — Ну… нет. То есть… ты можешь сказать, что в лагере уже нет свободных мест? — А ты что, не умеешь считать без компьютера? Соня неприятно улыбнулась — так улыбаются кошечки на поздравительных открытках. — Я умею. То есть не особо, но дело не в этом… — А в чем? Круглые от удивления глазки. Маруся категорически не умела общаться с такими вот девочками, поэтому сделать то, что от нее требуют, в данной ситуации было проще, чем объяснять, почему бы ей не хотелось этого делать. — Ну ладно… хорошо. Маруся прошла внутрь параллелепипеда. — Похоже на складной солярий… закрой глаза на минутку. Маруся закрыла глаза и сквозь веки почувствовала яркую вспышку света. — Так… — Можно выходить? — Подожди секунду… Какая странная система — казалось, будто эта штука сканирует вообще все, делая одновременно рентген, ультразвуковое исследование и магнитно-резонансную томографию. — М-м-м… — Что-то не так? — Сейчас… закрой-ка глаза еще раз. Маруся зажмурилась. Вспышка. — У тебя есть с собой какие-нибудь… — Что? — Есть с собой какие-нибудь устройства с сильным излучением? — Что? — Ну, что-нибудь… Соня раскрыла створки и серьезно осмотрела Марусю с головы до ног. — Не знаю… слиток урана или что-то в этом роде. — Насколько я знаю, нет. — Посмотри в карманах. Маруся засунула руки в карманы куртки — фантики, конфетки, жвачка… ну не из-за фантиков же? Скомканная рекламная листовка, оторванный стопадреналиновый пластырь и ледяная ящерка. Со всеми этими приключениями Маруся напрочь забыла о ее существовании, зато теперь… — Что там у тебя? Действительно, что? Маруся до сих пор не понимала, что это за предмет, откуда он у нее и, кстати, из чего он сделан. Может, это и есть уран? — Я лучше сниму куртку… Третья попытка сканирования прошла удачно, значит, помехи в технике вызывало что-то, что лежало в карманах. И теперь Марусе стало ясно, что. — Готово. Можешь выходить. Пока Маруся одевалась, Соня сложила конструкцию, потом отошла к компьютеру, сделала какие-то распечатки, которые тут же порвала и выбросила в уничтожитель мусора — все это время она выглядела задумчивой и даже рассерженной, будто ее подменили. Маруся потопталась на месте, что делать дальше она не знала — сразу уходить? Или задать какие-то вопросы? — Я могу идти? — Ну да. Карта у тебя есть. И не забудь коммуникатор. — Ага. Спасибо. — Ага. Соня вышла из-за стола и еще раз внимательно осмотрела Марусю. — Не знаю, что там у тебя есть, но лучше бы ты не брала это с собой в школу. И прежде, чем Маруся успела что-нибудь ответить, дверь бесшумно закрылась прямо перед ее носом. Отбой. 10Даже непродолжительное пребывание в здании администрации резко меняло восприятие окружающего мира: и трава и деревья казались теперь недостаточно зелеными — скорее желтыми с примесями каких-то других оттенков. Голубое небо выглядело недостаточно голубым, а люди потеряли всякий человеческий цвет и казались розовыми, как поросята. Какой удивительный эффект! Маруся достала коммуникатор и нашла на карте дом, помеченный красным крестиком. Если встать спиной к администрации, то отсюда прямо, прямо, прямо, потом налево, через сквер, еще раз налево и четвертый дом в сторону леса — минут семь быстрым шагом. Маруся залезла в карман сумки и достала пакетик с двумя маленькими подушечками, похожими на кусочки розового зефира. На самом деле это были динамики — папа привез из Японии. Необычный материал реагировал на температуру тела и подстраивался под форму уха так, что почувствовать его было невозможно. Динамики четко улавливали сигнал и передавали музыку с фантастическим объемом — словно в уши тебе затолкали сложнейшую аудиосистему. Но и на этом японцы не остановились. Все знают, что главным недостатком наушников (слово «наушники» досталось нам в наследство еще от прошлого века, когда динамики надевали на уши и сигнал передавался через провода) было то, что они словно отрубали тебя от внешнего мира. И слушая музыку, ты уже не мог услышать ничего другого — например, сигнал велосипедиста за секунду до того, как он сломает себе ноги, а тебе ребра! Эти маленькие динамики не только передавали звук, но и слушали его, вместо тебя, а заодно и анализировали ситуацию вокруг. Если громкость звуков в радиусе ста метров казались им достаточно серьезной угрозой вашей безопасности, они выключали музыку и позволяли вам услышать что-то вроде: «Ты куда прешь? Жить надоело?», или другие не менее важные замечания прохожих. Маруся вставила динамики в уши, включила плеер и услышала нечто, что при всем желании нельзя было назвать музыкой. Опять? Опять какие-то помехи? Маруся сунула руку в карман и прикоснулась к ящерке — шум в ушах усилился и стал похож на визг, а это совсем не то, что вам хотелось бы слушать, прогуливаясь по тенистым аллеям маленького учебного городка. К черту такую музыку. Удивительно, если что-то само приходит к вам в руки, какая-то непонятная, и даже понятная вещь, вы начинаете относиться к ней как к чему-то неслучайному, придавать ей особенный смысл или даже считать это Знаком. Притом, что вещь может быть абсолютно никчемной и бессмысленной. Серебристая ящерка, странным образом попавшая в сумку Маруси, могла бы быть таким же случайным предметом, если бы не одно но. Или два? Или сколько их там накопилось за день? Если бы после этого за Марусей не стали следить какие-то непонятные и крайне неприятные существа с прозрачной кожей. Если бы Маруся не влипла в историю с убийством фармацевта, если бы ее не посадили в тюрьму, если бы она не попала в аварию, если бы сканер не сломался и если бы не сбоили аудиосистемы. Все это могло быть никак не связано с предметом, между собой и даже с Марусей, но, тем не менее, прослеживалась логическая цепочка, которую вкратце можно было обозначить так: эта штука приносит сплошные неприятности. Теперь представьте, что у вас в кармане эта самая «штука, которая приносит сплошные неприятности». Что вы будете делать? Самое правильное решение — избавиться от нее (и вполне возможно, именно так кто-то и поступил, подкинув ее в Марусину сумку), но если вам четырнадцать лет, если вы любите искать приключения на свою, ну допустим, голову и если в какой-то момент вам становится очевидно, что это все не просто так, и предмет, пусть и не исполняет все ваши желания, но однозначно обладает какой-то силой… Маруся сжала ящерку в кулаке и попыталась зафиксировать, что она чувствует: какое-нибудь тепло по телу, или холод, или легкое покалывание, или что там еще бывает? Видение? Галлюцинация? Увидеть суть вещей? Будущее? Прошлое? Хоть что-нибудь? Ящерка и ящерка, холодный кусок металла. От руки вроде не нагревается — и на этом вся ее необычность благополучно заканчивалась. Размышляя обо всем этом, Маруся не заметила, как дошла до сквера. Сквер как сквер — дорожки, фонтаны, скамейки, но тут же совершенно непонятные прозрачные купола разного диаметра, хаотично разбросанные по всей площади, как банки на спине больного (Маруся читала про этот способ лечения простуды в книжках про инквизицию). Некоторые купола были пустыми, а вот внутри других происходило что-то странное. Например, в самом большом, в котором стояли целых две скамейки, помещалась скульптура гигантского воробья и часть клумбы, бурлила страшная черная туча, лил самый настоящий дождь и сверкали молнии. Мало того, встав рядом, можно было почувствовать раскаты грома — они доносились еле ощутимой дрожью прямо из-под земли. Подойдя поближе, Маруся рассмотрела внутри купола двух подростков в защитных водонепроницаемых костюмах: один из них держал в руках лазерную пушку, точно такую же, как у девушки воина в саду, второй пытался проткнуть тучу полутораметровым стержнем, который, как магнит, собирал на себя всклокоченные пучки молний. Обойдя грохочущий купол, Маруся увидела следующий, наполненный туманом, столь плотным, что рассмотреть, есть ли кто-нибудь внутри, было невозможно. Еще пара куполов, которые попались ей по пути, были пустыми, зато в последнем светило маленькое искусственное солнце, а над травой «каждыми-охотниками-желающими-знать-где-сидят-фазаны» — переливалась довольно яркая радуга. Тут же, прямо под радугой, лежала девушка с распылителем воды и выпускала в воздух облака мельчайших капель, словно подкрашивая радугу изнутри. Все это выглядело так здорово, что Маруся поймала себя на мысли, почему бы ей самой не попробовать создать гром или радугу, зажечь искусственное солнце или поймать шаровую молнию. Впрочем, рассудок подсказывал, что и здесь не обошлось без точных расчетов, а это казалось уже куда менее привлекательным. После сквера Маруся свернула налево и пошла в сторону коттеджей. Двухэтажные деревянные домики прятались между деревьями; никакой определенной границы между жилой зоной и лесом не было. Все в этом городке выглядело хаотично и беспорядочно — последние достижения науки тут же какие-нибудь древние трамваи. Услышав громкий металлический скрип этой штуковины, Маруся даже шарахнулась от удивления. Настоящий старинный трамвай прошлого века, красно-желтый, с циферкой на боку… Со спящим профессором на заднем сиденьи и рыжим мальчишкой, зацепившимся за поручни. Эти ученые — настоящие психи! Маруся дошла до четвертого дома, поднялась по ступенькам на крыльцо и остановилась у двери, на которой висел совсем уж непонятный синий ящик с белой надписью «ПОЧТА» и мигающей красной лампочкой над узкой щелью. Это еще что такое? — Добрый вечер, — вежливо поздоровался ящик. — Привет. — Добрый вечер. — Можно мне пройти? Ящик замолчал, а Маруся задумалась о том, что означает надпись «почта» и почему дверь все еще не открылась. — Добрый вечер. Может быть, это пароль и надо повторить то же самое? — Добрый вечер. — Добрый вечер. Дать бы тебе кулаком по лбу… — Добрый вечер. Пароль, пароль… Какой может быть пароль? — Добрый вечер. — Я Маруся Гумилева. — Добрый вечер. Маруся еще раз посмотрела на карту. Это определенно был тот самый дом, помеченный красным крестиком. Может, Соня ошиблась? Или не сказала какого-то заветного слова? Или не выдала ключ? — Добрый вечер. — Пусти меня в дом, чертова хреновина! Ящик обиженно замолчал. — Пожалуйста, — на всякий случай добавила Маруся. Стало слышно, как в траве поют сверчки. Молчание длилось вечность. Наконец внутри ящика что-то щелкнуло, и лампочка замигала зеленым. — Спасибо. Маруся прошла в дом, а дверь закрылась, оставив ее в полной темноте. — Свет! — скомандовала Маруся. Свет не зажегся. — Да что ж такое… Маруся сделала несколько шагов и споткнулась. Милый городок переставал ей нравиться со скоростью света, который, кстати, никак не зажигался. — Где в этом доме… черт! Теперь Маруся наткнулась на кого-то живого, взвизгнувшего и убежавшего, царапая когтями пол. Кошка? Мышка? Внезапно вспыхнувший свет ослепил так, что Маруся даже прикрыла глаза руками, а когда она убрала ладонь, то увидела… Ну, не-е-е-ет! — Что ты тут делаешь? Буквально в пяти шагах от нее стояла та самая девушка воин, которую она встретила в парке. Правда, на этот раз она была безоружная, если не считать холодного и острого взгляда. — Я тут… Маруся вздохнула и бросила сумку на пол. — Мне сказали, что я буду тут жить. — Тебя обманули. — В смысле? — В этом доме живу я. — Но мне сказали… — Ты не поняла? В этом доме живу я, значит, ты в этом доме жить не будешь. — Но тут же… Девушка воин указала пальцем на дверь, которая незамедлительно подчинилась и поползла в сторону. Самообладание — оружие посильнее лазерной пушки. Маруся спокойно подняла с пола свою сумку, сделала те самые пять шагов навстречу и молча повесила ее на вытянутую руку свирепой наследницы Тамерлана. От подобной наглости воительница растерялась и даже несколько секунд продолжала держать руку горизонтально: вешалка для зонтов, очень, кстати, похоже… — Покажи где моя комната и… да… вещи можешь отнести туда же. Если бы каким-нибудь ученым вздумалось измерить напряжение электричества в воздухе в этот самый момент и в этом самом месте, они смогли бы констатировать, что данного количества энергии хватило бы на освещение Гонконга в момент празднования китайского Нового года и еще пары деревень в Саратовской области. — Второй этаж, направо. Развернулась и ушла. Сумка упала. Свет погас. Маруся снова оказалась в темноте. Она проклинала тот момент, когда согласилась ехать в летний лагерь. Как всякая приличная девочка в подобной ситуации, она сжала зубы и пнула стену ногой. — Чертова хреновина, — немедленно отозвался дом. Фантастическое гостеприимство! 11Обе комнаты оказались на удивление просторными и современными. В кабинете два стола, побольше и поменьше, стул, два мягких кресла, диван и стеллаж во всю стену. Из техники — телевизионная панель, невидимые глазу системы климат-контроля и штук восемь разнообразных ламп, если это можно назвать техникой. В спальне — кровать, еще одна панель и душевая кабинка, похожая на высокий, перевернутый кверху дном, трехметровый стакан. Душ! Маруся прикрыла за собой дверь, скинула кеды, стянула футболку и шорты с трусиками, посмотрелась в зеркало (а какая девочка не посмотрит?) и забралась в кабинку. Дверца захлопнулась с легким всхлипыванием, свойственным вакуумной упаковке. Зафиксировав абсолютную герметизацию, стакан начал наполняться водой. Вода дождем падала сверху, била острыми струйками со стенок, впиваясь в живот и спину, бурлила под ногами, массируя ступни, — Маруся закрыла глаза и даже вздрогнула от удовольствия, будто по всему телу пробежал разряд тока. В таком душе хотелось не просто петь, а кричать от счастья. У воды есть совершенно волшебное свойство смывать плохие эмоции. Маруся стояла и чувствовала, как злость, страх, обиды, сомнения, все-все-все, стекает вниз, словно черная краска, заворачивается вихрем в воронку и навсегда убегает в сток… Вода была живой и постоянно меняла температуру от более теплой к более холодной, но так бережно и еле уловимо — в самый подходящий момент будто читала мысли и не давала телу ни остыть, ни перегреться. Никаких мыслей, ничего, больше ничего, приятно и спокойно и хочется лечь или даже уснуть вот так стоя, стоять тут до утра и спать или все-таки лечь или хотя бы сесть… Совершенно невозможно открыть глаза. Маруся вытянула руки и, скользя ладонями по стенкам, стала осторожно опускаться на колени. Теперь те струйки, что должны были массировать спину, били в затылок и лицо, Маруся поморщилась, на мгновение приоткрыла глаза и поняла, что сидит по грудь в воде. Почему-то сток не открывался, поэтому вода набиралась в кабинку, как… ну да, в стакан. Только запаянный сверху. Сознание мгновенно прояснилось — надо было срочно найти, как открывается сток — иначе тонна воды выплеснется на пол и потом, нет, лучше даже не думать, что будет потом. Маруся повозила пальцами по дну кабинки, потом осмотрела стены, нашла маленькую приборную панель и надавила на кнопку стока. Сток не открылся. Хотя бы выключить воду, так ничего не видно. И снова нет. Кнопки проваливались внутрь, переставали гореть. Понятно было, что команда к отключению принята, но ничего не отключалось. Маруся встала. Воды набралось по пояс, и теперь она казалась уже не такой приятной, она прибывала, поднималась. Не слушалась команд, душила и топила, заливала глаза, попадала в нос и в рот… пульс участился, стало страшно. Быстро, резко, паника. Она ударила в дверь, хотелось поскорее выбраться отсюда, еще раз, нажала на кнопку, нажала на все кнопки сразу, вода подобралась к подбородку, казалось, будто она набирается все быстрее и струи бьют больнее. Маруся попыталась надавить на дверь всем телом, но попробуйте надавить на что-то, когда вы в воде. Ударила ногой, уперлась спиной в стенку и обеими ногами в дверь. Вот так утонуть? Еще раз ногами в дверь и кулаком по кнопкам. Вода поднялась так высоко, что пришлось оторваться ногами от пола, чтобы не захлебнуться. Утром, или когда? Когда ее найдут? Утром она не появится и никто… Маруся вынырнула и схватила воздух ртом… Никто даже не знает, что она тут, кроме той девушки… Вздох… Ногами в дверь. Но она и не подумает ее искать… Еще минута и кабинка заполнится до краев. Они найдут Марусю через неделю или через две, распухшую, похожую на огромную белую гусеницу в пробирке с формалином… Маруся стала биться всем телом, и дальше ее мысли прервались. 12Что-то резко ударило по голове. Вдох. Маруся открыла глаза и поняла, что лежит на полу, залитом водой и засыпанном осколками прозрачного пластика. Голоса. Кто-то накрыл ее тяжелым полотенцем сверху. Сейчас лучше зажмуриться и притвориться, что лежишь без сознания, чтобы ничего не видеть, не знать и не говорить. Уйдите и дайте поспать. Прямо здесь, на мокром полу, потому что хватит. Хватит. На сегодня все. Больше никаких приключений, просто спать и все. Умерла. Уйдите. — Возьми ее за ноги. — Как это? — Правой рукой за правую, левой за левую. — Она же голая. Даже неважно, кто эти люди. — Бери, давай! Чьи-то руки подхватили под мышки и за ноги. — Дотащишь? — Она живая? — Да что ты стоишь? — Надо… — Заткнись. — Черт! — Осторожно! — Она скользкая. — Она мокрая. — Сюда. Сюда клади! — Я позову врача… Теперь лежать было мягче. — Она жива? — Оставь ее. — Она не дышит! — Да дышит она! — Накрой ее. — Не умрет. Уйдите, уйдите, уйдите! Уйдите все. Оставьте уже, хватит… Спать… Сознание еще минуту пробубнило в ухо и уснуло. Что было дальше, не имеет уже никакого значения. 13Яркий солнечный свет щекотал ресницы, пробирался сквозь них и рисовал красные круги на сетчатке. Маруся перевернулась на бок и накрыла голову одеялом. Круги немедленно пропали, но теперь проснулись мысли, сначала осторожно, а потом нагло и бессовестно, стали лезть, напоминая о вчерашнем дне. И даже немного о сегодняшнем. И еще капельку о завтрашнем и предстоящем, вплоть до сентября. Уснешь тут, как же! Она перевернулась на другой бок, стянула одеяло и осмотрела комнату. Никакой воды. Уже лучше. Села на кровати. Кабинка разбита, но осколки убраны. Хорошо. Что дальше? Одежда сложена на подоконнике. Кеды под кроватью, рядом с тапочками. С улицы доносится дребезжание трамвая. Ох. Трамваи, да. Учебный городок. Какие-то голоса. Музыка. Дурацкая музыка. Симпатичные занавески, вечером они казались более унылыми. Что еще? Головная боль. Шишка на затылке. Маруся потрогала шишку — прикольно. Вообще всегда было интересно, что это там так надувается? Кости черепа? Болит лопатка и пятка. Даже целая ступня. Болит живот — это от голода. Еще локоть болит. И глаз. Правый глаз болит так, будто туда попала соринка. Осколок? Маруся встала с кровати и дошла до зеркала. Вот такая вся, значит, голая. И вчера ее такую голую кто-то тут таскал. Отлично. И что, вот после этого выходить из комнаты и спускаться вниз? Вы бы вышли из комнаты, если бы знали, что вас ночью таскали туда-сюда голую и мокрую? А что делать? Сидеть? И что? Маруся залезла в сумку и достала новые трусики и платье. Они там сейчас, наверное, сидят и обсуждают ее. Обсуждают и едят. Маруся влезла в платье и вздохнула. Сидят… Едят… Маруся сняла платье и достала джинсы и футболку. Захотелось одеться как-то… позакрытей. Хотя чего уж теперь? А что едят? Или в столовой? А времени-то сколько? Вернее, который час. За вопрос «сколько сейчас времени?» бабушка почему-то давала подзатыльник и говорила, что правильно говорить «который час?». Вот объясните, в чем разница? И футболку лучше не такую, это какая-то слишком дурацкая. Черную? Черную. И полцарства за котлеты со сладким чаем! Где-то под ногами задребезжал коммуникатор. Маруся подняла с пола шорты и достала из кармана аппарат. Папа! — Але-е-е-е! — Привет. — Доброе утро. — Ничего себе утро! Ты точно в Нижнем? — А что? — Насколько я понимаю, у вас там сейчас часа два. — Ого! — Только проснулась? — Не! — Не! Ладно, как ты там? — Честно? — Не надо! — Любящий отец своего ребенка сюда бы не отправил… — Ну, так то — любящий! Маруся улыбнулась. — Все, Марусик, я побежал… — Ну, не-е-е… — Ну, да-а-а-а… — Давай еще поболтаем! — Потом! — Ты и минуты не проговорил! — Вечером еще наберу. — Если я не отвечу, значит, меня больше нет в живых! — Хорошо. — Что хорошо? — Я понял. Если не ответишь, значит, нет в живых. — Ты ужасный! — Целую в нос. Пока! Родители развелись, когда Маруся была совсем маленькая. Почему они расстались, Маруся не знала — папа был очень хороший, мама, наверное, тоже, но ее Маруся почти не помнила: она пропала без вести двенадцать лет назад. Об этом лучше не думать. Лучше думать про платье. Все-таки лучше платье. Во-первых, потому что гулять в джинсах и черной футболке при +30 негуманно, во-вторых, надо показать, что ничего такого не произошло и вовсе Маруся не стесняется. Клин клином, короче. 14Маруся вышла из комнаты. Тишина. Тишина — это хорошо. Значит, есть шанс, что все ушли на занятия. Если все ушли на занятия, значит, на кухне она никого не встретит. Маруся сбежала по ступенькам и практически упала в объятия того самого Ильи — красавчика, с которым ехала в школу. Опа! Значит, он тут живет? Значит, это был его голос? Значит, он видел ее… О, нет! Илья радостно улыбнулся. — Привет! Улыбается. Дурной знак. — Живая? Совсем дурной знак. — Привет. Ну, вроде, да. — Ну, супер. А то мне тут рассказали… Илья посмотрел на парня, стоящего рядом. С перепугу Маруся даже не сразу его заметила. — Кстати. Ты уже знакома со своим спасителем? Спасителем? — Это Носов, он же Нос. Есть такие парни… кажется, будто их долго растягивали на каком-то пыточном аппарате. Длинные руки, длинные ноги, длинные пальцы, длинный нос и даже волосы у них обычно длинные. Спаситель Нос мучительно пялился в пол, краснел, потел и выглядел так, будто это его таскали голого ночью. Тем не менее, Маруся протянула ему руку. — Привет. Рука у спасителя была мокрая и холодная. Бедненький, да он же в обморок сейчас упадет! Илья рассмеялся и похлопал долговязого по плечу. — Он подсматривал за тобой в душе и вовремя заметил неполадки в кабине. — Что?! — Нос — наш компьютерный гений… — Подсматривал? Нос пошатнулся и прислонился к стенке. — Ну… кто угодно подсматривал бы на его месте, правда, Нос? Маруся даже потеряла дар речи от возмущения. — Нос у-у-у-у-умный! — Илья потрепал друга по голове. — Он все что угодно взломать может. — Что взломать? — Ну, например, систему слежения… — Здесь что — следят? — Ну да. Так-то камеры отключены, но можно и включить при необходимости. А вчера такая необходимость возникла. Илья снова залился смехом. Похоже, ему эта история казалась умопомрачительно смешной. Марусе же хотелось убить обоих. — С другой стороны, если бы он не подсматривал, ты бы уже умерла. — Это не оправдание. — Думаешь? В данную минуту Маруся думала именно так. Одно дело, когда тебя видят голой в экстремальной ситуации. Тогда Маруся была без сознания, ну, почти без сознания, и это хоть как-то оправдывало… Как у врача. Вы же не будете стесняться врача, если вдруг он видит вас голой, тем более, если вы под наркозом. Но здесь! Подсматривать! — Нос! Нос! Ну чего ты молчишь? Илья тормошил компьютерного гения, который представлял собой яркую иллюстрацию выражения «готов провалиться сквозь землю». И лучше бы провалился. — Не видел я ничего… — Да ладно! — Да не видел. — А как же ты узнал? — Душ видел, а ее не видел. — Ты что, отворачивался, когда она раздевалась? — Да ну тебя! Волна смущения прошла и уступила место злости. Маруся физически ощущала, как у нее закипает кровь. — Вы тут все чертовы извращенцы! Илья изобразил крайнюю степень возмущения. — Я-то тут причем? Я не подсматривал! — Один псих, другой озабоченный и подруга ваша тоже… Маруся ощутила болезненный толчок в спину и пока летела вперед, успела заметить изменившееся лицо Ильи. — Не стой у меня на пути! Знакомый голос. Маруся развернулась и увидела Алису. Даже неизвестно, сколько времени она стояла на лестнице и слушала их разговор. Ввязываться в ссору не хотелось. Поэтому Маруся прошла на кухню и закрыла за собой дверь. Уезжать — сегодня же, окончательно и бесповоротно. Оставаться в компании сумасшедших подростков, каждый из которых года на два старше, наглее и безумней самой Маруси, представлялось: а) невозможным; б) опасным для жизни; в)… «В» не было, но первых двух пунктов вполне достаточно. Поесть, собрать вещи и до свиданья. Папа, конечно, вынесет мозг своими нравоучениями, позлится, отберет машину, но это все цветочки по сравнению с перспективой провести здесь еще неделю. Кстати, где тут у них еда? 15Сложно представить себе более минималистский интерьер, чем тот, что был на кухне. Белые стены. Длинный белый стол. Белые стулья. Все. Ни тебе холодильника, ни плиты, ни вазочки с фруктами. Так пусто и чисто — даже пищевых бактерий не сыщешь, не то что пищи. Маруся села за стол и обхватила руками голову. — Хочешь есть? — осторожно поинтересовался дом. — Хочу, — вяло отреагировала Маруся. — А нету, — сообщил дом не без издевки. Маруся вздохнула. — Мне сказали, на кухне можно перекусить. — Ну, перекуси. — Что? — Что найдешь, все твое. Со злости хотелось перекусить шею дому, если бы у дома была шея. В дверь постучали. Маруся обернулась и увидела испуганное лицо Носа. — Можно войти? Маруся пожала плечами. — Входи. Нос протиснулся в узкую щель, будто боялся открыть дверь пошире, и замер у стены. Какое-то время они молчали. Маруся не хотела смотреть в его сторону и ждала от него каких-то действий. Нос же стоял молча, и на действия не решался. Наконец он прокашлялся, и Маруся повернула голову в его сторону. — Я это… Бывает же такое — Марусе стало его жалко. — Ну… Пять минут назад хотелось убить, но, похоже, парень переживал столь страшное раскаяние. — Ну, короче… В конце концов, он ведь правда спас ей жизнь и не дал превратиться в бледную гусеницу. — Короче, это… Прости, что я это… Я правда не хотел. То есть, я это… Надо было быстрее прекратить его страдания. — Ага. — Я вообще не это. Просто. Я правда ничего не видел, ну то есть… — Да ладно, ладно. Проехали. — Я все выключил, правда. Больше не буду. Прости, ладно? — Хорошо! Я прощу, если скажешь, где тут еда. — Что? — Еда. Нос замолчал. Казалось, что его мозг взорвался при попытке решить какую-то невыполнимую задачу. А еще гений! — Еда? — наконец переспросил он. — В этом доме вообще есть еда? — Не знаю, — окончательно растерялся Нос. Маруся нахмурилась. — Ты же из этого дома. — Не… Я из другого. Здесь Алиса живет. — Одна Алиса? — Ну да… — Странно… — Так нас тут мало. Сюда же только это… — Что это? — Ну, только таких берут. У Маруси проскочила тревожная мысль, что она попала в летний лагерь для умалишенных. — Каких «таких»? — строго спросила она. — Ну, это… таких… Особенных. — Да каких особенных? — Ну, типа… как это… ну, одаренных. Нос снова покраснел, будто признался в чем-то очень неприличном. — Собирают по всему миру. Победители научных олимпиад, вундеркинды и прочие… такие. Маруся нахмурилась еще сильнее. Она, конечно, не считала себя дурой, но одаренной? Вряд ли ее умение управлять гоночным автомобилем могло иметь значение для науки. Тогда что? Может быть, папа устроил ее сюда по блату, а сам наврал про письмо? На папу не похоже. Ошиблись в школе? Не до такой степени. К тому же, в школе были куда более одаренные ученики. Маруся ничего не понимала в математике, еще хуже в физике, совсем погано в химии, ненавидела историю, спала на литературе, с трудом переваривала иностранные языки, биологию, географию, астрономию… Она была очень одаренной прогульщицей и, несомненно, гениальной лентяйкой. Короче, в научный лагерь ее можно было пригласить только в качестве подопытного материала. — То есть… Ты, Алиса, Илья… и все остальные. Вы типа гении? — Типа да, — обреченно вздохнул Нос. Маруся взъерошила волосы, словно пытаясь расшевелить свой оцепеневший от удивления мозг. — Ничего не понимаю. Я получила сюда направление из школы. — И? — И у меня нет никаких талантов. Нос улыбнулся. — Этого не может быть. — Не может быть, но случилось. — Степан Борисович сам лично отправляет приглашения, так что ошибки быть не может. — А кто это, Степан Борисович? — Директор школы и летнего лагеря. Наш главный профессор. — Бунин? — Ага. — Ну да. Папа говорил, что Бунин и прислал… Странно. — Может, он знает о тебе что-то, чего не знаешь ты? — Что, например? — Ну… Нос закатил глаза. Это могло затянуться надолго. Маруся решительно соскочила со стула и направилась к выходу. — Где он сейчас, этот ваш Бунин? — Готовится к открытию конференции. — Что-то связанное с археологией? Нос кивнул. — И что, можно с ним как-нибудь встретиться? — Попробовать можно. На самом деле Маруся думала вовсе не о том, чтобы выяснить, какими такими скрытыми талантами она обладает, что ее пригласил в школу для гениев лично профессор Бунин. Маруся собиралась поскорее убедиться в ошибке и благополучно свалить отсюда в кратчайшие сроки. Свобода казалась теперь совсем близкой. Это придавало сил и здорово поднимало настроение. Даже извращенец Нос казался теперь милым и обаятельным дылдой. По секрету, Маруся даже представила, ну совсем ненадолго, на долю секунды, как бы она обнималась с таким долговязым, если бы, конечно, она с ним обнималась. Картина получилась такой: он вытягивает свои длинные-длинные руки, обнимает Марусю, потом закидывает руки дальше, обматывает вокруг себя и снова обнимает Марусю. Впрочем, чтобы это сделать, ему пришлось бы сесть, ну или Марусе встать на табуретку, хотя она была очень даже высокой девочкой, но не до такой же степени. Тьфу, о чем только не успеваешь подумать, пока разговариваешь с парнем. Лучше вам и не знать. 16На улице было ярко и жарко. Маруся спустилась с крыльца, прикрыв глаза ладонью, сразу же зачерпнула кедами песок, какое-то пляжное воспоминание (надо поднимать ноги выше!), остановилась, вытряхнула, заметила муравейник под березой и, кстати, лак на ногтях облез, а руки-то загорели сильнее, чем ноги, и что это там щекочет плечо? Ага, маленькая божья коровка. Шесть точек. В детстве говорили, сколько точек, столько коровке лет — врали, наверное. Запах горячего асфальта, вяленой на солнце травы… в общем-то, если убрать всех людей, здесь можно было бы неплохо отдохнуть — забраться на крышу с тазиком черешни, сидеть там, объедаться, косточки пулять. Маруся подставила палец и дождалась, когда красный жучок переползет на него. Божья коровка, улети на небо, там твои детки, кушают конфетки… Кстати. Конфетки. Маруся вспомнила, что хочет есть, но конфетки остались в сумке. — Ты идешь? И минуты помечтать не дадут. — Иду. Теперь дылда казался еще выше, чем в доме. Он был не из тех людей, с которыми вам бы хотелось идти рядом — вдруг, кто подумает, что это твой парень. Но выбора не было. Повесить табличку: «Он не со мной, он просто показывает дорогу»? Там, в Сочи, у Маруси был парень. Красивый, клевый. И хотя с момента расставания прошло всего два дня, за это время успело произойти столько всего, что теперь казалось, будто романтичное приключение осталось в далеком прошлом вместе с красивым и клевым парнем. А что взамен? Дылда остановился у трамвайной остановки и уселся на скамейку под козырек — в сложенном состоянии он выглядел несколько приличнее, по крайней мере, можно было заглянуть ему в глаза. Глаза у него были синие и на этом достоинства заканчивались, а еще Маруся стала думать, как он, вот этими самыми глазами, смотрел на нее ночью. Сразу захотелось отвернуться. — А ты из Москвы, да? Маруся кивнула. — Круто. Если не поддерживать разговор, он быстро закончится. — А здесь была когда-нибудь? Или не закончится… — Нет. — Понятно. Даже днем городок выглядел пустым. Хотя по такой жаре — естественно: скорее всего, ученики сидели в прохладных лабораториях и резали мышей, или кого там они режут в своих лабораториях. — Видела наш трамвай? — Ага. — Вообще-то он музейный, но Бунин одолжил его для школы. Ну, типа, чтобы мы не забывали историю. Ящерку Маруся оставила в комнате. Спрятала в карман сумки. Возможно, это все было паранойей, но почему-то казалось, что именно из-за этого предмета все шло наперекосяк. — Здесь еще метро есть. Маленькое, но настоящее. С другой стороны, очень хотелось выяснить, что же это за материал? Вряд ли он был радиоактивный. Тогда у Маруси уже давно выпали бы волосы и зубы. А может, это накапливающаяся радиация, и зубы выпадут завтра или через неделю, но сразу все. — А еще под землей есть лаборатории. Говорят, здесь раньше был военный корпус, что ли, или как он там называется. А, эти… бункеры. Так что если вдруг чего, то мы это… Наверняка тут есть какие-нибудь толковые химики, которые могут сказать, что это за металл. Только как же их найти. Да и задерживаться не хотелось — в Москве они тоже есть. — Ты меня слышишь? — А? — Зря ты так на Алису. Маруся нахмурилась. Похоже, некоторые фразы она пропустила мимо ушей и теперь потеряла нить разговора. — В смысле? — Ну, это ж она тебя спасла. Количество «спасателей» росло в геометрической прогрессии. Такими темпами к вечеру окажется, что в битве с душевой кабинкой принимала участие вся школа. — Я только позвонил и… ну это… ну когда это… — Когда подсматривал. — Я не подсматривал, я просто… проверял. — А… ну да. — А она разбила. — Что? — Кабинку. Маруся старалась сделать вид, что ей наплевать, но глубоко внутри у нее все перевернулось от удивления. — И воду она убрала и осколки. Я только помогал. — Так ты был там? — Ну… я это… Я не смотрел. Честно… Так вот чей голос она слышала. До сих пор Маруся надеялась, что это был кто-то другой или вообще звуковая галлюцинация. — Алиса хорошая. Просто она не любит людей, но если надо, она добрая. Прекрасная характеристика. — Ну, не добрая, но… хорошая. В общем… — Понятно. — И очень умная. — Ага… — Самая умная в нашей школе. И еще… Странная вещь ревность. На самом деле этот Носов не вызывал у Маруси никаких нежных чувств, но сейчас, когда он нахваливал другую девчонку, Маруся совершенно отчетливо почувствовала неприятный скрежет на сердце. Ладно, надо быть честной перед самой собой — все это время ей казалось, что дылда влюбился в нее с первого взгляда и сохнет от безответного чувства. Теперь выясняется, что любит он вовсе не ее. И это было очень, очень, очень поганое чувство. — Я все поняла про Алису, можешь не продолжать. — И красивая. — Все! — Ну… — Все! — Ну, все так все. Я просто это… — Это-это… Ты что, заика? — Я? Маруся отвернулась и стала смотреть на приближающийся трамвай. Он медленно полз по раскаленным рельсам, и Марусина фантазия мгновенно переместилась в область ощущений неодушевленных предметов. Как больно, должно быть, ползти по таким горячим железкам? Куда естественней было бы, если б трамвай бежал и на бегу подпрыгивал… Проклятый Нос. Испортил настроение. Всю дорогу до школы они молчали. Маруся забралась на заднее сиденье, развернулась вполоборота и смотрела в окно. Носов уныло висел, зацепившись обеими руками за перекладину, и смотрел на Марусю. Маруся знала, что он на нее смотрит, поэтому ни разу не обернулась и только вытянула свои загорелые ноги — смотри, дурак, кто тут самый красивый. Мысль о том, как безжалостно она разобьет ему сердце, оказывала быстрый терапевтический эффект. На какое-то мгновение возникла идея остаться тут на недельку, вскружить всем голову и внезапно исчезнуть, но потом эту идею перебила мысль об Илье и о том, что он любит Алису, и ненависть к Алисе, и легкое угрызение совести за то, что она ненавидит человека, спасшего ей жизнь. Ну и что? Попробуйте любить того, кого все считают лучше вас — получится? А если честно? — Э… В переводе с «носовско-дылдовского» это «э» могло означать только одно — «приехали». Маруся встала и вышла из трамвая. 17Первое, что бросилось, нет, не в глаза, а в нос — был запах, как бы это помягче выразиться… навоза. Неожиданный запах для города ученых, надо сказать. Маруся остановилась около огромной кучи, похожей на муравейник. Можно было бы догадаться, что это за куча, если бы не ее размер. Высотой она была метра полтора и с тем, кто мог навалить такое, не справлялась даже Марусина фантазия. Возле кучи оживленно спорили два мальчика лет десяти. У одного из них в руках была странная штука, похожая на высокую и узкую кастрюлю с ручками, внутри которой был спрятан ярко-синий прожектор с лопастями, как у вентилятора. — А я говорю, схлопнет! — Ни фига не схлопнет. — Схлопнет! — По частям схлопнет, а целиком не схлопнет. — Спорим, что схлопнет? — На что спорим? — Если схлопнет, то схлопнет, а если не схлопнет, то… — Так! — прервал мальчишек Носов. — Что это вы задумали? Мальчишки испуганно отступили назад. Видимо, они были настолько увлечены беседой, что не заметили, как к ним подошел кто-то еще. — Ничего не задумали! — Он говорит, что если по куче выстрелить из «пушки», то она схлопнется, — выкрикнул один из спорщиков. Мальчишка с «кастрюлей» рассерженно опустил оружие к земле. Носов даже всплеснул руками. Чего именно он испугался, Маруся не поняла, но вид у него был крайне взволнованный. — Да ты! Ты… Ты просчитал вероятность?! — На прошлой неделе я пробовал схлопнуть… — Нет, нет, нет. Ты… ох! Да как же… Носов выдернул «кастрюлю» из рук ребенка и укоризненно покачал головой. — Нельзя применять «пушку» без предварительного расчета. — Но я… — А если ты ошибся? — Тогда она просто не схлопнется. — Или схлопнешься ты! — Но я… — Или ее разнесет в радиусе трех километров, и потом кое-кто будет вынужден отмывать всю школу от навоза! — Тогда уж лучше пусть я схлопнусь! — в ужасе закричал мальчишка. Разговор прервал невероятно громкий гул. С таким звуком должен был падать реактивный самолет, никак не меньше. Земля задрожала, стало темно и, кроме шуток, страшно! Маруся зажмурилась. Мальчишки, однако ж, смеялись, поэтому, постояв секунду и приготовившись к смерти, Маруся осторожно открыла глаза. Неприятно было это осознавать, но смеялись над ней. — Что? Маруся смутилась и постаралась принять максимально невозмутимый вид. Мальчишки стали хохотать еще сильнее, но самое противное, что Нос смеялся вместе с ними. — Что?! — совсем рассерженно выкрикнула Маруся и на всякий случай обернулась. — Что… Что это?! Злость как рукой сняло. На смену ей пришло то самое удивление, от которого расслабляются мышцы лица и повышается внутриглазное давление. Иными словами, Маруся стояла, открыв рот и вытаращив глаза. А прямо перед ней, но куда в более спокойном состоянии, стоял огромный, нет, не так, ОГРОМНЫЙ мохнатый слон с ОГРОМНЫМИ бивнями. Это… Это был… Секундная вспышка в голове — и Маруся вспомнила рисунок на футболке Ильи. Это был мамонт. — Мамонт? Маруся читала про то, что ученые пытаются клонировать это вымершее животное по останкам мамонтенка Димы. Она даже видела его в палеонтологическом музее. Но представить себе такое… Мамонт был ростом с двухэтажный дом, а прямо на его голове сидела миниатюрная (или так казалось из-за разницы в росте) белобрысая девочка, которая невозмутимо ела эскимо. — Митри-и-ич… Нос подошел к мамонту и погладил его по волосатой коленке. — Хоро-о-о-оши-и-и-ий… Маруся закрыла рот. Митрич… Сын, точнее клон того самого Димы? Ну-ну… Сколько же лет его прятали, если он вымахал до таких размеров… — Он взрослый? Вместо ответа Митрич задрал хобот и еще раз оглушил Марусю своим жутким ревом. Здесь больше всего подходит выражение «уши свернулись в трубочку». Для пущей надежности Маруся прикрыла их ладонями и опять непроизвольно зажмурилась. Какой кошмар! — …сказать, что взрослый… Маруся открыла глаза. Первая часть фразы растворилась в децибелах, но смысл она уловила. — А это… — она показала на полутораметровый «муравейник», — его? — Его! — не без гордости ответил Нос. Парадоксально, но иногда даже такие вещи вызывают, нет, восхищение — не то слово… Уважение? — Круто… — Это еще не самое страшное, — вступил в разговор один из мальчишек. — Вот колония летающих белок… — Да-а-а… — с видом знатока поддержал его второй мальчик. — Этот хотя бы локально. — Ага. — Много, но локально. — И редко. — Не часто, да… А эти… — мальчишка покачал головой, — повсюду! — И каждые полчаса. — А то и чаще. Совершенно потрясенная Маруся обернулась к Носу. — И что… вы всем этим занимаетесь? — шепотом спросила она. — Это часть работы. Профессор даже выдал грант на решение проблемы утилизации… — Обалдеть. А ничем другим вы не пробовали заниматься? — Ну, это же… Нет. Ты не понимаешь. То есть… Ты понимаешь, что это мамонт? — Это я понимаю. — А это… часть мамонта. Ну, точнее… скажем так… часть проекта. Вот, Маруся. Вот до чего ты докатилась. Решение проблемы утилизации отходов крупного, как бы его назвать-то? Лохматого скота. Маруся еще раз внимательно посмотрела на животное. Обычно, когда люди видят что-то необыкновенное, у них в голове происходит помутнение рассудка, не зря в таких ситуациях говорят «уму непостижимо». Они перестают адекватно воспринимать действительность, ибо действительность перестает быть адекватной. Они могут выбежать в поле, чтобы сфотографировать приземление летающей тарелки, или броситься с видеокамерой под смерч, или просто стоять, разинув рот, и смотреть на семидесятиметровую волну во время цунами. Удивляться можно чему-то странному, но объяснимому — например, если собачка станцует на задних лапках. Однако если после этого собачка попросит у вас закурить, вы не удивитесь, вы будете стоять и смотреть на нее, стоять и смотреть, и думать: «Это собака. Она разговаривает человеческим голосом. И курит!» Но никакого удивления. Возможно, это называется шок. Так вот. Стоять рядом с пятиметровым мамонтом, последний из которых вымер десять тысяч лет назад, — это шок. Сначала вы как бы ничего не чувствуете. Ну, мамонт и мамонт. Офигенно здоровущий мамонт. Просто с ума сойти, какой здоровущий мамонт. Потом начинаете рассматривать его более внимательно. Он не похож на картинки из учебника. Не похож он и на мамонтов из мультфильмов, не похож на компьютерных мамонтов, на игрушечных, на восстановленных по скелету… Длинная, почти черная шерсть, которая распадается на сосульки — вроде дрэдов. Челка, полностью закрывающая глаза. Уши маленькие и из-за шерсти их почти не видно. Густой шерстяной покров на ступнях… Господи, как же это называется у мамонтов. Ну, пусть будут ступни. Хвоста нет. Хобот не такой уж и большой, а вот бивни — огромные. Из-за лохматости он выглядит еще более крупным, он похож на дом — такой мохнатый дом с очень громким ревом. После детального осмотра шок отступает. И наступает еще более сильный шок. Это приходит осознание. Да, да. До этого вы ничего еще не осознавали. Вы просто пытались примириться с картинкой, которая нарисовалась у вас перед глазами, пытались проанализировать ее, чтобы постичь. И вот когда постигли, только тогда и наступает настоящее… — Это же мамонт! Маруся поняла, что снова стоит в оцепенении и не замечает ничего вокруг. Какие-то люди возятся рядом, что-то говорят, жестикулируют… — …сверхскоростные самолеты, поезда, клонирование, лекарства от рака, вот-вот откроем телепортацию… Нос воодушевленно перечислял изобретения последних лет и загибал пальцы. — …искусственные органы, межгалактические станции, мы даже научились добывать полезные ископаемые на Луне… С невероятным усилием Маруся перевела на него взгляд и попыталась сконцентрироваться. — А проблему отходов решить не можем, — закончил свою пламенную речь Нос. — Парадокс. Маруся, молча, кивнула. — Вообще-то это девочка. — Что? — Митрич. — Девочка? — Название проекту придумали до его рождения. То есть ее. То есть сначала придумали, что это будет Митрич, а уже потом она родилась на свет. — А почему не переименовали? — Зачем? Искреннее удивление на лице. И правда, зачем? Все-таки ученые совершенно отдельный вид людей. А может, и не людей. В эту тему лучше не углубляться. — Пойдем отсюда, а то глаза уже щиплет. |
Глава 2Ящерка1— Журнал — одна штука, плеер — одна штука, бутылка минеральной воды — одна штука, солнцезащитный крем — одна штука, леденцы… Еще одна женщина в форме службы безопасности. Такая маленькая, что ей приходилось поднимать руки, чтобы дотянуться до стола и выложить на него вещи, которые она доставала из большой картонной коробки. — …одна упаковка, браслет — одна штука, игрушка — одна штука… Вот так, пытаешься доказать отцу, что ты уже взрослая, а потом он забирает тебя из тюрьмы и видит, что ты возишь в сумке резинового утенка. К счастью, краснеть от стыда придется потом, потому что сейчас папу позвал капитан — подписать какие-то бумаги. — Шорты розовые — одна штука, ювелирное изделие — одна штука… Ювелирное изделие? У Маруси не было никаких ювелирных изделий. Она увидела, как женщина выложила на стол серебряную ящерку размером с мизинец. — Это не мое. — То есть, как это? — маленькая женщина смотрела на нее снизу вверх. Ей приходилось поднимать брови, и из-за этого казалось, будто глаза в прямом смысле лезут на лоб. — Ну, это не моя ящерка. Я впервые ее вижу. — Этого не может быть. Все вещи были извлечены из вашей сумки и запротоколированы. Маруся пожала плечами. — Может, она в коробке лежала? Маленькая женщина замотала головой. — Она лежала в вашей сумке… — Может, кто-то ошибся? — Я лично разбирала вещи. Серебряная ящерка. Что это могло быть? Маруся точно не видела ее раньше, но как она могла попасть в сумку? Кто-то подбросил? Кто? Бабушка? Вряд ли. Кто-то из друзей? Тоже нет. В самолете? В аэропорту? В службе безопасности? Но зачем? — Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь. — Подождите! — Маруся положила ладошку на документы и отодвинула их в сторону. — Это не моя вещь! Не думаю, что я должна расписываться. Маленькая женщина немного помолчала, хлопая глазами, потом развернулась и вышла из-за стойки прямо к Марусе. Теперь, рядом с ней, она стала казаться еще меньше: какой-то лилипут из сказки. — Видите эти коробки? — ни с того ни с сего спросила женщина и указала на листы картона. — Листы картона вижу, — честно ответила Маруся. — А это коробки! — уверенным тоном сказала женщина, подошла к столу, взяла один из листов и ловко свернула из него большую квадратную коробку с логотипом аэропорта. — И что вы хотите этим сказать? — немного неуверенно спросила Маруся: она слегка опешила от такой резвости лилипутки. — Я хочу сказать, что в коробке не может ничего лежать, потому что она абсолютно пустая. Она лист! А это, — женщина указала пальцем на сумку Маруси, — сумка! Я беру лист, складываю из него коробку и перекладываю туда вещи из сумки. Никакой ошибки быть не может. Это ваша вещь, и вы должны поставить подпись, подтверждающую, что вы забрали все, что лежало в вашей сумке! Маруся убрала ладонь с документов и взяла ручку. Она расписалась, где требовалось, сложила вещи и ушла искать папу. Отец все еще разговаривал с капитаном — уточнял детали происшествия. Потом он пожал руку офицеру, внимательно посмотрел на Марусю, затем на часы, взял ее сумку и поспешил к выходу. Судя по тому, что он ничего не сказал, разговор предстоял долгий. 2— Почему ты все время куда-нибудь влипаешь? — Па-а-а… Машина мчалась по автостраде, обгоняя все остальные — словно они решили установить новый рекорд скорости. — У тебя какая-то уникальная способность влипать в невероятные ситуации даже там, где это совершенно невозможно… — Ну, я же не виновата! — Что вообще надо было сделать, чтобы у тебя заблокировали жетон? — Они признались, что это был сбой в системе. — Эта система не сбоит. — Значит сбоит. — Но почему именно у тебя? Маруся вздохнула. Ответить ей было нечего. — Почему именно после твоего ухода обнаруживают труп? — Ты так говоришь, будто трупы обнаруживают после каждого моего ухода… Музыка в салоне прервалась, потом заиграла снова, но уже с какими-то помехами. — Это еще что такое? Музыка снова прервалась. Электронное табло замигало и стало показывать, черт знает что. На часах высветилось время 53:74, а температура за бортом «поднялась» до 55. — Да что творится? — Может, это тоже из-за меня? — Может, из-за тебя. — Ну не злись. — Ты знаешь, как мне некогда… Это была папина коронная фраза. Особенно после того, как он занялся проектом «Искусственное солнце» и месяцами пропадал за границей. Еще он любил повторять, что ему некогда поесть, поспать, некогда искупаться в море… И тем более некогда спасать свою никчемную дочь. — Знаю. — Почему я должен бросать все дела и вызволять тебя из очередной фигни? — Ну не вызволяй. — Не вызволяй… В следующий раз так и сделаю. — Не сделаешь. Папа замолчал, и Маруся стала смотреть в окно. Солнце палило так сильно — может, датчик температуры и не врет? Настроение резко испортилось, стало грустно. — Что ты думаешь насчет летней практики? Июнь-июль ты прогуляла… Теперь настроение не просто испортилось, а с грохотом рухнуло до отметки «хуже некуда». — Я отдыхала. — Практику это не отменяет. Надо было как-то очень быстро и ненавязчиво увести разговор в сторону… — На самом деле ты злишься на машину, но так как она не может тебе ответить, ты переносишь свою злость на меня. — Да что ты говоришь? — Но ведь это так? — А может быть, на самом деле я злюсь на тебя, но так как ты моя дочь, я переношу свою злость на машину, хотя она совершенно не виновата в том, что мне пришлось срывать… — Пап! — Что, пап? — Ты уже сто раз рассказал про то, как сорвал встречу и… — Не нравится про это говорить? — Нет! — Хорошо, — папа открыл окошко и закурил, — сменим тему. Поговорим, например, про твою летнюю практику. Маруся опустила кресло и отъехала как можно дальше назад, чтобы папа вообще ее не видел, но вопрос остался висеть в воздухе в виде напряженной паузы, которую надо было заполнить каким-то внятным ответом. — А если я вообще не буду ее проходить? — Ты хочешь поступить в институт? — Нет. Папа резко затормозил на повороте. — Так и будешь всю жизнь гонять на машине? — Например. — Может, таксистом будешь работать? — Очень может быть. — Отличная профессия для дочери дипломата… И где это написано, что дочери дипломатов не могут быть таксистами? Машина въехала во двор и остановилась у подъезда. 3Жуткий беспорядок — это то, что ни в коем случае нельзя показывать рассерженному отцу, поэтому Маруся сразу прикрыла за собой дверь в комнату и стала метеором носиться, рассовывая вещи по ящикам. Некоторые считают, что ящики созданы для того, чтобы аккуратно раскладывать в них маечки и носочки, но каждый ребенок знает, что это всего лишь ширма, за которой можно спрятать весь свой бесконечный хаос, создав иллюзию порядка. К счастью, папа был человеком воспитанным, поэтому никогда не заходил в комнату без стука, а если и стучал, Маруся всегда могла крикнуть что-то вроде «я переодеваюсь» и зависнуть в комнате еще на двадцать минут. Но через двадцать минут дверь пришлось открыть. — И что ты делала? — Переодевалась. — В то же самое? — Я перепробовала все вещи, и оказалось, что это самое подходящее. — Купальник под майкой? — А что? Папа пожал плечами и прошел в комнату. Почему-то его взгляд сразу же остановился на носке, предательски торчащем из нижнего ящика письменного стола. — Ты видела письмо из школы? — Какое письмо? — С распределением на практику. — Н-е-ет. — Ну, неудивительно. Как ты могла его увидеть, если в коммуникаторе используешь только телефон. — Ты взломал мою электронную почту? — Нет, зная твой характер, мне Степан Борисович Бунин послал скрытую копию. — Кто? — Профессор Бунин. — Ну ладно-ладно… — Отличный летний лагерь в Нижнем Новгороде. Зеленый город, лекции известных ученых. — Я не хочу быть ученым. — Таксисту это тоже пригодится. Папа вышел из комнаты, и Марусе пришлось бежать следом за ним. — Ну, ты же обещал отвезти меня на «Формулу-1». — А ты обещала складывать носки в бельевой ящик. Удар ниже пояса. — У меня день рождения! — Поздравляю. — Ну, па-а… — Отметишь с новыми друзьями. — Ты не можешь так со мной поступить! — Хорошо. Неделя. — Что неделя? — Едешь на неделю и возвращаешься ко дню рождения. Мне нужно, чтобы ты появилась в этом лагере, а дальше мы что-нибудь придумаем. — Правда? — Обещаю. Это менее ужасно, чем могло было быть, но все равно, все равно… — Я вызвал такси. — Ну, па-а-а! — У тебя есть час, чтобы собрать вещи. — Пап! — Что, пап? — Ну, хотя бы разреши мне поехать на машине. — Ты на машине и поедешь. — На своей машине. — Нет, знаешь ли… — папа открыл газировку и сделал пару больших глотков. — Я хочу быть уверен, что хотя бы по дороге в лагерь с тобой ничего не случится. — Ну, пап… — Время пошло! Родительская любовь — это такая любовь, которая кажется наказанием. Особо жестоким наказанием кажется любое проявление заботы… — Я даже душ еще не приняла. — Думаю, в Нижнем Новгороде есть вода. — Вот так грязной и поеду? — У меня самолет через сорок минут, так что я уже выезжаю, справишься сама. И, да, я заблокировал твою машину, поэтому давай без выкрутасов. — А жетон? — А жетон разблокировал. — Предатель. — И это ты называешь благодарностью? — Так не честно! Ты используешь свое служебное положение для того, чтобы наказывать дочь! — А еще я использую свое служебное положение для того, чтобы вытащить дочь из тюрьмы. — Лучше бы ты меня там оставил. — Да я уж и сам жалею. Папа протянул Марусе бутылку с лимонадом. — На, охладись… Маруся демонстративно отвернулась и ушла в свою комнату. Больше всего на свете она не любила учиться, и это больше всего на свете раздражало папу. Папа всегда был отличником и не уставал повторять, что если он чего-то и добился, то только благодаря своему прекрасному образованию. Марусе же казалось, что все, чего он добился, это бесконечная работа, без сна и отдыха, и что в этом хорошего, она совершенно не понимала. Маруся полезла в карман за леденцом, чтобы хоть как-то подсластить горечь поражения, и наткнулась там на ящерку. Она была холодной, пожалуй, даже ледяной, и это наполняло ее каким-то мистическим смыслом. Маруся подумала, что ящерка обладает волшебными свойствами, поэтому посмотрела ей в глаза и загадала желание — пусть папа сейчас же войдет в комнату и скажет, что он передумал. — Маруся? — Да? Папа вошел в комнату и улыбнулся. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Сердце замедлило свой ход. Практически остановилось. — Как раз в эти дни там будет проходить международная конференция археологов! Это жутко, жутко интересно! Я даже тебе завидую… Ящерка не работала. 4Сам о себе не позаботишься — никто не позаботится. Маруся дождалась, когда папа отъедет от подъезда, и взяла коммуникатор. — Я бы хотела отменить вызов… О том, как разблокировать машину, Маруся прочитала в интернете и даже пару раз пробовала — все как по маслу. — Солянка дом один. Да, спасибо. Не поехать в лагерь она не могла — нарываться на еще один скандал было некстати, но добраться туда на своей машине показалось не таким уж большим проступком. — Извините еще раз. Маруся положила трубку и оглядела комнату. Какие вещи могут понадобиться в научном лагере? Большой вопрос. Обычно Маруся путешествовала налегке — все необходимое можно было купить в магазинах, но есть ли нужные магазины в городе ученых, оставалось непонятным — воображение рисовало гигантские супермаркеты, заполненные белыми халатами, резиновыми перчатками, колбами, горелками, микроскопами и подопытными кроликами. Поэтому, на всякий случай, Маруся закинула в сумку пару футболок, шорты, джинсы, трусики и носки из ящика письменного стола, те самые. К счастью, Маруся была из тех редких девочек, которым было абсолютно наплевать во что одеваться — и так красивая. Как говорил папа, «подлецу все к лицу». Абсолютная правда. На подземную стоянку можно было попасть на лифте прямо из квартиры, и тогда папа получил бы сообщение, что во столько-то и во столько-то кто-то проник туда. Фиговая история. Маруся вышла из квартиры и позвонила в соседнюю дверь. Через минуту дверь открылась. — Клавдия Степановна… Клавдия Степановна была учительницей. В свои сто лет она была еще о-го-го, выпивала по двадцать чашек эспрессо в день и замечательно управляла электромобилем. Всю жизнь соседка прожила одна, семьи у нее не было, как и все учителя — она ненавидела детей, однако почему-то обожала Марусю. — Можно я пройду? Для людей непосвященных это прозвучало бы, как просьба пройти в квартиру, но Клавдия Степановна отлично понимала, куда и зачем нужно пройти Марусе. — Вот вроде папа твой неглупый человек, а до сих пор не догадался, как ты проникаешь на стоянку? — Он слишком умный, чтобы думать о таких глупостях. — Кофейку выпьешь? Маруся искренне любила Клаву, как ее называли дома, но болтать с древней старушкой было как-то… да чего уж там — это было скучно! Однако хорошее воспитание взяло свое, поэтому она улыбнулась и прошла на кухню. — Вчера привезли новый сорт… Иногда Маруся завидовала другим детям, которые плевали на всякие правила приличия. — Сердце от него так и прыгает! Не помогать взрослым, не поддерживать скучные разговоры с дальними родственниками, не благодарить за дурацкие подарки и даже не убирать за собой тарелки после еды. — Тебе с молоком? — И побольше! Ну ладно, если ты какой-то воспитанный ботан, а если вот такой балбес-непоседа? Единственный, кого Маруся постоянно ослушивалась — был папа. Из-за этого папа огорчался. Почему у Маруси получалось огорчать самого любимого человека — непонятно, но потом она прочитала, что людям свойственно причинять боль самым близким, и успокоилась. Ей показалось, что это что-то из области безусловных рефлексов, а с биологией не поспоришь. — Сахар положишь сама. Маруся осторожно открыла стеклянную банку, выловила пару прозрачных кубиков и бросила в чашку. Кубики зашипели, как растворимые таблетки, и превратились в густую ароматную пенку. — Отец уже уехал? Маруся кивнула. — А ты как долетела? — Я, ну… нормально. Как обычно. — Без приключений? Маруся отхлебнула кофе, быстро соображая, что именно стоит рассказать для поддержания беседы, но так, чтобы она не переросла в многочасовые расспросы. — Да, в общем-то, без приключений, если не считать небольшой задержки. Там этот прилетел, ну, как его… целитель… — Нестор? Клава неожиданно оживилась и даже присела поближе. — Да, точно. Он зачем-то летел обычным рейсом и вышел вместе со всеми, и там собралась толпа. Ну, в общем… — Он что, вышел к людям? — Ага. Такое столпотворение, аэропорт просто парализовало. — И ты его видела? Маруся смутилась. Она никак не ожидала от Клавы такого интереса. — Я, нет. Я там, ну просто.… А вы что, как-то… Вы его знаете? — Нестор — великий человек. — Клавдия Степановна! — Маруся даже поставила чашку на стол от удивления. — Вы ли это? Вы ведь всегда были против всяких шарлатанов. — Но он не шарлатан. Я видела, что он делает… — Где вы видели? — В воскресном шоу… — По телику? Но ведь это монтаж. — Это прямой эфир! — Да в телике не бывает никаких прямых эфиров. Это все обман. Я не знаю, как вообще в это можно верить?! Клава поджала губы и замолчала. Маруся поняла, что сболтнула лишнего и, видимо, не на шутку обидела старушку. — Я просто понимаю, что… ну… то, что он делает, это псевдонаука, это невозможно. Клава встала из-за стола и бросила свою чашку в мойку. — Ну, может быть, это сила внушения, я не знаю.… То есть, может, он и правда приносит какую-то пользу, но… Казалось, что с каждым следующим словом Маруся только усугубляла ситуацию и, значит, надо было либо замолчать, либо уже, наконец, уйти и не раздражать пожилого человека своим подростковым цинизмом. — Я, пожалуй, пойду, спасибо. Клава все так же молчала, но вид у нее был скорее задумчивый, чем сердитый. — Вы не против? — Я открою тебе. Клава прошла в коридор и остановилась около небольшой двери, похожей на вход в кладовку. — Когда-нибудь ты поймешь, как ошибалась, — тихим голосом сказала она и обернулась к Марусе, — и тоже поверишь в чудо. Маруся вежливо улыбнулась и отворила дверь. Прямо за ней находилась кабина лифта и, кто бы мог подумать, на стене кабины висел плакат все с тем же Нестором. — Спасибо, — поблагодарила Маруся, закрыла за собой дверь и нажала на кнопку минус второго этажа. Лифт медленно пополз вниз. Плакатный Нестор остался за спиной, и, казалось, будто он сверлит Марусю взглядом. Ощущение было настолько реальным, что Маруся стала ощущать его дыхание на затылке. Сумасшествие. Еще немного и Марусю снова охватит паника. Надо обернуться и посмотреть целителю в глаза. Это просто бумага. Обычная бумага с трехмерным изображением. И бумага не может дышать. Маруся дождалась, пока лифт остановится, и резко обернулась. Странно, но глаза Нестора были скрыты под круглыми очками с зелеными стеклами, а еще минуту назад она могла поклясться, что видела их. Чертова фантазия. Лицо у Нестора было правильной формы, можно даже сказать, красивое. Легкая седина на висках, гладкая кожа и еле заметная улыбка — может, именно она и сбивала с толку: казалось, он смотрит не в пустоту, как обычные изображения на плакате, а именно на тебя. То есть в данном случае он смотрел именно на Марусю и ухмылялся. От этих мыслей по телу пробежала дрожь, и Маруся поспешила покинуть кабину лифта. Еще восемь ступеней вниз, и она оказалась в просторном хорошо освещенном зале подземной стоянки. 5Эту фантастическую красотку папа подарил ей на четырнадцатилетие — видимо, он просто сошел с ума, ничем другим такой поступок не объяснишь. Машина была умопомрачительного дизайна, разгонялась до 440 км в час, к тому же вышла в ограниченной серии — мечта, да и только. У Маруси было подозрение, что папа, как любой помешанный на автомобилях мужчина, купил ее больше для себя, а Марусин день рождения был только поводом — хотя какая разница? Машина была Марусиной и от одной мысли об этом она ощущала себя счастливой. Разумеется, управлять таким «истребителем» мог только профессиональный пилот высшей категории, и людям было сложно поверить, что подобный допуск может иметь обычная школьница, но если бы вас усадили за руль в трехлетнем возрасте… Быть может, папа всегда хотел сына и, может, он мечтал, чтобы его сын стал гонщиком, или, может, он сам мечтал стать гонщиком. Короче, все эти папины комплексы привели к тому, что все свое детство Маруся провела на гоночной трассе и поэтому теперь, помимо множества наград, имела допуск к вождению любых спортивных автомобилей и необходимую десятую категорию. Как бы там ни было… вот она. Стоит блестящая и заблокированная. Набрать десятизначный номер на коммуникаторе, в момент ответа оператора — еще двенадцать цифр и быстро его отключить; нехитрая комбинация и блокировка снята на 10 секунд. За это время надо успеть завести мотор и вставить свою карту. Глупый робот распознает хозяина и благополучно забудет о запрете. Езжай куда хочешь! Красота! 6Восьмирядную трассу в прошлом году сузили до четырех полос, а по бокам пустили магнитную железную дорогу. Вообще, после того, как между городами наладили дешевое воздушное сообщение, автомобили стали скорее роскошью, чем средством передвижения, и ездили на них только настоящие фанаты. Музыку погромче — и вперед. Даже не надо разгоняться — какой идиот будет торопиться на учебу? Здесь, за рулем, Маруся чувствовала себя, как дома, — будь ее воля, она бы совсем не вылезала из машины — интересно, можно ли будет взять ее с собой в лагерь? От этих ученых чего угодно можно ожидать… Музыка прервалась навязчивым сигналом входящего звонка. — Ты уже едешь? — Ну да… — В такси, я надеюсь? — Конечно! — И, надеюсь, в лагерь? — Нет, на Луну. — Если бы я мог отправить тебя на Луну… — Ха-ха-ха! — Все, я пошел. Буду на связи через пять часов. — Удачи! — Не шали там. Связь прервалась, и какое-то время Маруся ехала в полной тишине, размышляя о том, что жизнь прекрасна, как вдруг… бешеный рев и чей-то наглый зад оказался впереди — только для того, чтобы через секунду скрыться за поворотом. Это вызов! Маруся терпеливо выдержала поворот, не повышая скорость, но, выйдя на прямую, безжалостно вдавила педаль газа в пол — когда ты едешь на такой машине, подобной наглости прощать нельзя! Пара секунд — и машины поравнялись. Раз, два, три, четыре, пять… Противник остался в зеркале заднего вида. Ха-ха! На этом гонка не закончилась — отставший автомобиль взревел раненым зверем и рванул вперед. Ну, уж нет! Переключить режим и сохранить лидерство, чего бы это ни стоило. Вот он, бешеный адреналин, но никакой паники — он сгорает, как топливо, и, наоборот, как будто, добавляет мощности табуну под капотом. Пока, красавчик! Настроение лучше некуда, сердце упало в желудок, мозг взорвался, пальцы онемели — чистый восторг, на вот тебе еще прощальный поцелуй на повороте — резина визжит и дымится, а глупый преследователь и с радаров-то исчез. Маруся рассмеялась и тут же острая боль пронзила все тело. Что это? Ее автомобиль несся на человека, того самого, с прозрачной кожей, от которого Маруся пыталась сбежать в аэропорту. Резко по тормозам… закрутило… отбросило в сторону… удар головой… Темнота. 7Маруся открыла глаза. Впереди кювет — похоже, тут велось какое-то строительство, Марусина машина зависла на самом краю, сбив ограждения. Кожа на лбу содрана. Больно. Маруся протянула руку и нажала на кнопку — ремень безопасности отстрелился с характерным щелчком. Осторожно выбраться. Руки-ноги целы — уже хорошо. Тихонечко откинулась назад — главное, не расшатать машину, перелезла на заднее сиденье, открыла дверцу и вывалилась в песок. Теперь можно и вздохнуть. — Отлично паркуешься… Маруся повернула голову на голос. Какой-то парень лет шестнадцати в дурацкой майке с мамонтом. — Живая? Чуть в стороне та самая машина. Так вот с кем она гонялась… — Ты в порядке? — В порядке. Парень подошел ближе и протянул руку. — Встать можешь? Маруся проигнорировала его попытку помочь, перевернулась на четвереньки и осторожно встала. Голова немного кружилась, но в целом терпимо. — Помощь нужна? — Нет. Вообще-то сейчас помощь была нужна, но когда тебе четырнадцать, а ему шестнадцать, и он такой слащавый красавчик на спортивном автомобиле, то соглашаться на помощь совсем не круто… — Ну как хочешь. — Ага… до свидания. Красавчик развернулся и пошел к своей машине. Маруся сосредоточенно смотрела, как он удаляется, и пыталась как-то по-быстрому договориться со своим самолюбием. Вот сейчас он сядет в машину, уедет и что? Ей очень захотелось, чтобы он обернулся, и он обернулся. — Может, подвезти? — Не надо. О, черт! Она отвечала быстрее, чем успевала подумать, — и вовсе не то, что хотела! Красавчик протянул руку к дверце. — Я могу вызвать службу… — Не надо! — Ну, тогда я поехал. — Скатертью дорога. Так разозлилась на саму себя, что нахамила незнакомому человеку. Отлично. — Газ справа, тормоз слева. И лучше не нажимать одновременно! Ах ты, индюк самовлюбленный, еще и издевается! — Впрочем, говорят, женщины не различают «право-лево»… Маруся отвернулась и попыталась сосредоточиться на своих проблемах. Надо оценить масштаб бедствия и быстро придумать, что делать дальше, не обращаясь за помощью к папе. Она услышала, как машина наглого парня выехала на дорогу, сделала крюк… и вернулась. — Залезай, давай. — А машина? — Я вызову помощь. Маруся провела ладонью по горячей крыше своей любимицы, потом быстро вытащила сумку и села к своему нахальному спасителю. — Ты случайно не знаешь, где находится учебный лагерь в Зеленом городе? — Случайно знаю. Машина резко рванула с места и сразу же оказалась в крайнем левом ряду. — Меня Илья зовут, а тебя? — Маруся. — Дурацкое имя. Очень тебе подходит. Глубоко вдохнуть и сосчитать до десяти, чтобы не разбить ему голову. 8Первое, на что Маруся обратила внимание, был памятник летающей тарелке. Как потом объяснил Илья, это был вовсе не памятник и вовсе не тарелка, а городская обсерватория. Как бы то ни было, выглядела она как длинный металлический шест, к которому пришпилен сверкающий на солнце диск. От диска отходили тонкие тросы. Марусе эта конструкция напомнила цирк-шапито. При ближайшем рассмотрении оказалось, что сам диск был упакован в стеклянный шар, который, к тому же, беспрерывно вращался. С холма Зеленый город выглядел живописно: редкие крыши коттеджей, просматривающиеся сквозь густую зелень деревьев, окруженные небоскребами и многоэтажками. Маруся поймала себя на мысли, что больше всего это похоже на последствия какой-то техногенной катастрофы: будто в центре города устроили направленный взрыв, произошло землетрясение, и часть домов просто провалилась под землю. Минут через пять они съехали с шоссе, и дорога резко устремилась вниз. Ощущение падения усилилось — сейчас Маруся ощущала себя Алисой, и даже Илья показался ей воплощением Кролика, за которым она погналась — да, да, все именно так и было. Усилием воли Маруся прервала эти свои мысли, они показались ей детскими, а значит стыдными — не дай бог, кто узнает, о чем она думает сидя в машине с незнакомым парнем. Тогда Маруся стала думать про Илью. Она наблюдала за его движениями краем глаза и одновременно, без всякой связи, думала про того человека с прозрачной кожей и про то, что девочки всегда остаются девочками и смазливый парень для нее сейчас важнее, чем какой-то мистический убийца. Интересно, так и должно быть или это она такая ненормальная? Третьей, или какой там по счету мыслью, была мысль о машине, и еще о папе, и почему-то о чувстве голода, а еще о том, что она забыла постричь ногти. — Приехали. Машина резко затормозила так, что Маруся чуть не сломала себе челюсть о приборную панель. Романтику как ветром сдуло. — И что теперь? — Дальше пешком. Илья открыл дверь, выбрался из машины и потянулся. — Машины дальше не пускают. — Нет, я в смысле… — Ты так и будешь там сидеть? — Ты что, пойдешь со мной? — Ну, если хочешь, можем идти по отдельности. — Так ты здесь учишься? — Преподаю. — Ладно врать-то! — Хорошо! Маруся улыбнулась. Ветер совсем растрепал ее волосы, так что приходилась их придерживать, чтобы хоть что-нибудь увидеть — получалось, будто она идет, схватившись обеими руками за голову — та самая дурацкая длина, когда волосы уже достаточно длинные, чтобы мешаться, но слишком короткие, чтобы заколоть. Впрочем, именно такая длина Марусе и нравилась. — Вон, видишь дорожку? Маруся посмотрела, куда указывал Илья. Дорожка начиналась сразу за деревьями — не то, что даже дорожка, скорее тропинка в парке, довольно заросшая. Дикость какая! Марусе показалось, что она перенеслась на несколько веков назад, и это ощущение ее совсем не радовало. — Здесь точно есть горячая вода? — Эй! Вот это «Эй!» прозвучало откуда-то сзади и точно не принадлежало Илье. Значит… — Это еще кто такая? Маруся обернулась. — Может, объяснишь, что здесь происходит? И почему ты опоздал? В прошлом году Маруся читала книгу в сети про татаро-монгольское иго, где на обложке была нарисована девушка воин — черные волосы, смуглая кожа, насупленные брови, сощуренные и горящие гневом глаза… Очень похоже на то, что она видела сейчас перед собой, только вместо золоченых лат — спортивный костюм, а вместо лука и стрел… — Это и есть твоя лабораторная работа? Вместо лука и стрел — лазерная пушка. — Это новенькая. Я просто проводил ее до школы. — И где ты ее нашел? — На дороге валялась. Вот же зараза! — И где вы с ней были? Интересно, что это за пушка у нее в руках. Ну не оружие ведь? Или оружие? — У нее машина сломалась… — А-а-а-а, ну да-а-а, конечно! Сломалась машина, ты проезжал мимо, предложил подвезти, оказалось, что вам по пути… Маруся посмотрела на часы. Казалось, что этот день вообще никогда не кончится. Слишком много событий. Надо будет почитать, что сказано в гороскопе, наверняка там написано: «Сегодня вам лучше не вылезать из постели. Даже в туалет!» — Давай потом поговорим. — Да иди ты! Девушка-воин гордо развернулась и ушла в самую глубь нижегородских джунглей. Илья же выглядел так, будто ему только что отрубили голову. — Что это было? — Это было… Алиса. — Твоя подруга? Илья почесал голову. — Значит, слушай. Идешь по этой тропинке, там метров через сто будет указатель. Тебе надо в администрацию. Найдешь, короче… Неожиданный поворот. — Давай. Удачи. Такое многообещающее начало, и на тебе. Даже как-то обидно. Дурак, конечно, и раздражал всю дорогу, и вообще Маруся ненавидит таких парней, но к этому уже успела привязаться. Она проводила его взглядом. Даже не обернулся! 9Здание администрации всегда выглядит как здание администрации, кто бы его ни проектировал и в каком бы веке это ни происходило. Вы всегда безошибочно вычислите его, потому что оно будет похоже на скучную коробку с документами — даже если стены у него зеленые и прозрачные, как у этого, словно вылитого из бутылочного стекла. Маруся поднялась по ступенькам и вошла в холл. Солнечный свет, проникая сквозь зеленые стены, окрашивал все в зеленый цвет, поэтому казалось, что здание набито зелеными человечками. Маруся вспомнила про диск на тросах, замеченный на въезде, — видимо, никакая все-таки это не обсерватория, а летающая тарелка, что бы там Илья ни говорил. Один из зеленых человечков отделился от общей толпы и подошел к Марусе. — Вы Гумилева? — Я. Марусю уже ждали — значит, где-то в саду был спрятан сканер, который успел считать информацию с ее жетона и передать сюда. — Меня зовут Соня. Я руководитель летнего лагеря. Бывают такие девушки, которых называют «милыми». Обычно ими гордятся бабушки, в них влюбляются романтики и котята. У них кукольные черты лица — скука смертная, зато они всегда удачно получаются на фотографиях, как те же котята и бабушкина герань. Ну и еще они все время улыбаются, и голос у них тихий и приятный, и рядом с ними чувствуешь себя чересчур язвительной и несовершенной… и от этого тоже улыбаешься им в ответ вымученно и фальшиво. — Сейчас мы пройдем в мой кабинет и зарегистрируем тебя в школьной базе. Хорошо? — Хорошо. Соня расплылась в улыбке. — Твою машину уже эвакуировали. Если понадобится, ты сможешь найти ее на парковке. — А… — На карте школы парковка обозначена буквой «П». Посмотри в коммуникаторе. Маруся достала коммуникатор, на котором уже мерцала надпись о принятом файле. — Я прислала тебе ее сразу, как ты пришла. — О… спасибо. — Красным крестиком отмечен твой дом. — Дом? — Дом рассчитан на восемь человек. Четверо на первом этаже и четверо на втором. Никогда раньше Маруся не жила в одном доме с чужими людьми. — Каждый этаж разделен на два сектора. В каждом секторе, соответственно, проживает два человека. — В одной комнате? — Каждый сектор состоит из трех комнат. Две спальни и один кабинет. — А-а-а-а… — А на первом этаже есть общая гостиная, кухня и спортивный зал. — Кухня? — Школьная столовая работает с десяти утра до семи вечера. Кухня на случай, если тебе захочется перекусить ночью. — Еще как захочется. Соня рассмеялась тем самым смехом, который плохие поэты называют «хрустальным». Маруся поежилась. Скорее всего, эта куколка не знала, что значит «перекусить ночью», потому что не ужинала после шести. А еще она, наверняка, была вегетарианкой. Бывают же такие неприятные люди! Они поднялись на второй этаж, пешком — похоже, лифтов в этом здании не было — и теперь шли по длинному коридору. Внутренние стены были сделаны из того же прозрачного зеленого материала, так что было видно все, что происходит в других кабинетах. Свет поступал снаружи, и еще откуда-то изнутри, будто сами стены подсвечивались, хотя никаких источников света видно не было. — Здесь очень красиво ночью. Соня словно прочитала Марусины мысли. — Светится сам материал. — Ага… — Реагирует на коэффициент освещенности и регулирует подсветку. Ночью он светится ярко, днем — пропускает солнечный свет. — А почему он зеленый? — Наверное, потому что «Зеленый город». — А почему «Зеленый город»? — Ну… наверное, потому, что тут все зеленое. Логично. Соня остановилась и толкнула дверь. — Заходи. Маруся прошла в кабинет. — А вы с ума от этого зеленого света не сходите? — Ученые доказали, что такое освещение резко снижает нагрузку на нервную систему. Маруся ухмыльнулась. Ну да… Хотя, по большому счету, кроме этого зеленого света здесь ничего не раздражало. Соня подошла к большому, в человеческий рост, экрану, больше похожему на зеркало, только слегка затемненному, положила на него ладони и легко раздвинула в стороны, так что экран стал вдвое шире и теперь состоял из двух панелей. Затем, таким же движением, она раздвинула правую и левую панель и уже из этих четырех панелей, как из четырехстворчатой ширмы, соорудила параллелепипед. Ее движения были такими простыми и одновременно такими захватывающими, что Маруся даже забыла про свой следующий вопрос. — Это сканирующее устройство. — И что мы будем сканировать? — Мы введем твои параметры в систему распознавания… — Понятно… — И ты получишь допуск в дом, лаборатории, учебную часть, библиотеку… — Куда-куда? — В библиотеку. Ну, такую, книжную, знаешь? — Э-э-э… — Разувайся. Маруся скинула шлепки и встала ногами на мягкий резиновый коврик. — Ты в курсе, что раньше книги печатали на бумаге? — Я в курсе, что последние года три этого почти никто не делает. — Руководству школы показалось, что это хорошая идея. — Типа, как заросшие тропинки у вас в саду? — Коммуникатор тоже придется выложить. Маруся кивнула и положила его на стол. — И что, кто-нибудь туда ходит? — Конечно. Других вариантов нет. Электронные носители запрещены. Коммуникатор я тебе, конечно, верну, но все его функции, кроме телефонной связи и навигации по городку, будут заблокированы. — Что? — Никакого интернета, никаких электронных текстов, никаких вспомогательных приборов. — Считать в уме? — И писать от руки. Соня приоткрыла створки и кивнула головой, предлагая зайти внутрь этой конструкции. Маруся сделала один шаг и остановилась. Почему-то ей казалось, что дав себя просканировать и внести в базу данных, она словно подпишется на участие в какой-то авантюре, в которую ей совершенно не хотелось влезать. Впрочем, так оно и было. — Слушай… а можно, мы не будем меня сканировать и вообще это все… — Это не больно. — Ну… нет. То есть… ты можешь сказать, что в лагере уже нет свободных мест? — А ты что, не умеешь считать без компьютера? Соня неприятно улыбнулась — так улыбаются кошечки на поздравительных открытках. — Я умею. То есть не особо, но дело не в этом… — А в чем? Круглые от удивления глазки. Маруся категорически не умела общаться с такими вот девочками, поэтому сделать то, что от нее требуют, в данной ситуации было проще, чем объяснять, почему бы ей не хотелось этого делать. — Ну ладно… хорошо. Маруся прошла внутрь параллелепипеда. — Похоже на складной солярий… закрой глаза на минутку. Маруся закрыла глаза и сквозь веки почувствовала яркую вспышку света. — Так… — Можно выходить? — Подожди секунду… Какая странная система — казалось, будто эта штука сканирует вообще все, делая одновременно рентген, ультразвуковое исследование и магнитно-резонансную томографию. — М-м-м… — Что-то не так? — Сейчас… закрой-ка глаза еще раз. Маруся зажмурилась. Вспышка. — У тебя есть с собой какие-нибудь… — Что? — Есть с собой какие-нибудь устройства с сильным излучением? — Что? — Ну, что-нибудь… Соня раскрыла створки и серьезно осмотрела Марусю с головы до ног. — Не знаю… слиток урана или что-то в этом роде. — Насколько я знаю, нет. — Посмотри в карманах. Маруся засунула руки в карманы куртки — фантики, конфетки, жвачка… ну не из-за фантиков же? Скомканная рекламная листовка, оторванный стопадреналиновый пластырь и ледяная ящерка. Со всеми этими приключениями Маруся напрочь забыла о ее существовании, зато теперь… — Что там у тебя? Действительно, что? Маруся до сих пор не понимала, что это за предмет, откуда он у нее и, кстати, из чего он сделан. Может, это и есть уран? — Я лучше сниму куртку… Третья попытка сканирования прошла удачно, значит, помехи в технике вызывало что-то, что лежало в карманах. И теперь Марусе стало ясно, что. — Готово. Можешь выходить. Пока Маруся одевалась, Соня сложила конструкцию, потом отошла к компьютеру, сделала какие-то распечатки, которые тут же порвала и выбросила в уничтожитель мусора — все это время она выглядела задумчивой и даже рассерженной, будто ее подменили. Маруся потопталась на месте, что делать дальше она не знала — сразу уходить? Или задать какие-то вопросы? — Я могу идти? — Ну да. Карта у тебя есть. И не забудь коммуникатор. — Ага. Спасибо. — Ага. Соня вышла из-за стола и еще раз внимательно осмотрела Марусю. — Не знаю, что там у тебя есть, но лучше бы ты не брала это с собой в школу. И прежде, чем Маруся успела что-нибудь ответить, дверь бесшумно закрылась прямо перед ее носом. Отбой. 10Даже непродолжительное пребывание в здании администрации резко меняло восприятие окружающего мира: и трава и деревья казались теперь недостаточно зелеными — скорее желтыми с примесями каких-то других оттенков. Голубое небо выглядело недостаточно голубым, а люди потеряли всякий человеческий цвет и казались розовыми, как поросята. Какой удивительный эффект! Маруся достала коммуникатор и нашла на карте дом, помеченный красным крестиком. Если встать спиной к администрации, то отсюда прямо, прямо, прямо, потом налево, через сквер, еще раз налево и четвертый дом в сторону леса — минут семь быстрым шагом. Маруся залезла в карман сумки и достала пакетик с двумя маленькими подушечками, похожими на кусочки розового зефира. На самом деле это были динамики — папа привез из Японии. Необычный материал реагировал на температуру тела и подстраивался под форму уха так, что почувствовать его было невозможно. Динамики четко улавливали сигнал и передавали музыку с фантастическим объемом — словно в уши тебе затолкали сложнейшую аудиосистему. Но и на этом японцы не остановились. Все знают, что главным недостатком наушников (слово «наушники» досталось нам в наследство еще от прошлого века, когда динамики надевали на уши и сигнал передавался через провода) было то, что они словно отрубали тебя от внешнего мира. И слушая музыку, ты уже не мог услышать ничего другого — например, сигнал велосипедиста за секунду до того, как он сломает себе ноги, а тебе ребра! Эти маленькие динамики не только передавали звук, но и слушали его, вместо тебя, а заодно и анализировали ситуацию вокруг. Если громкость звуков в радиусе ста метров казались им достаточно серьезной угрозой вашей безопасности, они выключали музыку и позволяли вам услышать что-то вроде: «Ты куда прешь? Жить надоело?», или другие не менее важные замечания прохожих. Маруся вставила динамики в уши, включила плеер и услышала нечто, что при всем желании нельзя было назвать музыкой. Опять? Опять какие-то помехи? Маруся сунула руку в карман и прикоснулась к ящерке — шум в ушах усилился и стал похож на визг, а это совсем не то, что вам хотелось бы слушать, прогуливаясь по тенистым аллеям маленького учебного городка. К черту такую музыку. Удивительно, если что-то само приходит к вам в руки, какая-то непонятная, и даже понятная вещь, вы начинаете относиться к ней как к чему-то неслучайному, придавать ей особенный смысл или даже считать это Знаком. Притом, что вещь может быть абсолютно никчемной и бессмысленной. Серебристая ящерка, странным образом попавшая в сумку Маруси, могла бы быть таким же случайным предметом, если бы не одно но. Или два? Или сколько их там накопилось за день? Если бы после этого за Марусей не стали следить какие-то непонятные и крайне неприятные существа с прозрачной кожей. Если бы Маруся не влипла в историю с убийством фармацевта, если бы ее не посадили в тюрьму, если бы она не попала в аварию, если бы сканер не сломался и если бы не сбоили аудиосистемы. Все это могло быть никак не связано с предметом, между собой и даже с Марусей, но, тем не менее, прослеживалась логическая цепочка, которую вкратце можно было обозначить так: эта штука приносит сплошные неприятности. Теперь представьте, что у вас в кармане эта самая «штука, которая приносит сплошные неприятности». Что вы будете делать? Самое правильное решение — избавиться от нее (и вполне возможно, именно так кто-то и поступил, подкинув ее в Марусину сумку), но если вам четырнадцать лет, если вы любите искать приключения на свою, ну допустим, голову и если в какой-то момент вам становится очевидно, что это все не просто так, и предмет, пусть и не исполняет все ваши желания, но однозначно обладает какой-то силой… Маруся сжала ящерку в кулаке и попыталась зафиксировать, что она чувствует: какое-нибудь тепло по телу, или холод, или легкое покалывание, или что там еще бывает? Видение? Галлюцинация? Увидеть суть вещей? Будущее? Прошлое? Хоть что-нибудь? Ящерка и ящерка, холодный кусок металла. От руки вроде не нагревается — и на этом вся ее необычность благополучно заканчивалась. Размышляя обо всем этом, Маруся не заметила, как дошла до сквера. Сквер как сквер — дорожки, фонтаны, скамейки, но тут же совершенно непонятные прозрачные купола разного диаметра, хаотично разбросанные по всей площади, как банки на спине больного (Маруся читала про этот способ лечения простуды в книжках про инквизицию). Некоторые купола были пустыми, а вот внутри других происходило что-то странное. Например, в самом большом, в котором стояли целых две скамейки, помещалась скульптура гигантского воробья и часть клумбы, бурлила страшная черная туча, лил самый настоящий дождь и сверкали молнии. Мало того, встав рядом, можно было почувствовать раскаты грома — они доносились еле ощутимой дрожью прямо из-под земли. Подойдя поближе, Маруся рассмотрела внутри купола двух подростков в защитных водонепроницаемых костюмах: один из них держал в руках лазерную пушку, точно такую же, как у девушки воина в саду, второй пытался проткнуть тучу полутораметровым стержнем, который, как магнит, собирал на себя всклокоченные пучки молний. Обойдя грохочущий купол, Маруся увидела следующий, наполненный туманом, столь плотным, что рассмотреть, есть ли кто-нибудь внутри, было невозможно. Еще пара куполов, которые попались ей по пути, были пустыми, зато в последнем светило маленькое искусственное солнце, а над травой «каждыми-охотниками-желающими-знать-где-сидят-фазаны» — переливалась довольно яркая радуга. Тут же, прямо под радугой, лежала девушка с распылителем воды и выпускала в воздух облака мельчайших капель, словно подкрашивая радугу изнутри. Все это выглядело так здорово, что Маруся поймала себя на мысли, почему бы ей самой не попробовать создать гром или радугу, зажечь искусственное солнце или поймать шаровую молнию. Впрочем, рассудок подсказывал, что и здесь не обошлось без точных расчетов, а это казалось уже куда менее привлекательным. После сквера Маруся свернула налево и пошла в сторону коттеджей. Двухэтажные деревянные домики прятались между деревьями; никакой определенной границы между жилой зоной и лесом не было. Все в этом городке выглядело хаотично и беспорядочно — последние достижения науки тут же какие-нибудь древние трамваи. Услышав громкий металлический скрип этой штуковины, Маруся даже шарахнулась от удивления. Настоящий старинный трамвай прошлого века, красно-желтый, с циферкой на боку… Со спящим профессором на заднем сиденьи и рыжим мальчишкой, зацепившимся за поручни. Эти ученые — настоящие психи! Маруся дошла до четвертого дома, поднялась по ступенькам на крыльцо и остановилась у двери, на которой висел совсем уж непонятный синий ящик с белой надписью «ПОЧТА» и мигающей красной лампочкой над узкой щелью. Это еще что такое? — Добрый вечер, — вежливо поздоровался ящик. — Привет. — Добрый вечер. — Можно мне пройти? Ящик замолчал, а Маруся задумалась о том, что означает надпись «почта» и почему дверь все еще не открылась. — Добрый вечер. Может быть, это пароль и надо повторить то же самое? — Добрый вечер. — Добрый вечер. Дать бы тебе кулаком по лбу… — Добрый вечер. Пароль, пароль… Какой может быть пароль? — Добрый вечер. — Я Маруся Гумилева. — Добрый вечер. Маруся еще раз посмотрела на карту. Это определенно был тот самый дом, помеченный красным крестиком. Может, Соня ошиблась? Или не сказала какого-то заветного слова? Или не выдала ключ? — Добрый вечер. — Пусти меня в дом, чертова хреновина! Ящик обиженно замолчал. — Пожалуйста, — на всякий случай добавила Маруся. Стало слышно, как в траве поют сверчки. Молчание длилось вечность. Наконец внутри ящика что-то щелкнуло, и лампочка замигала зеленым. — Спасибо. Маруся прошла в дом, а дверь закрылась, оставив ее в полной темноте. — Свет! — скомандовала Маруся. Свет не зажегся. — Да что ж такое… Маруся сделала несколько шагов и споткнулась. Милый городок переставал ей нравиться со скоростью света, который, кстати, никак не зажигался. — Где в этом доме… черт! Теперь Маруся наткнулась на кого-то живого, взвизгнувшего и убежавшего, царапая когтями пол. Кошка? Мышка? Внезапно вспыхнувший свет ослепил так, что Маруся даже прикрыла глаза руками, а когда она убрала ладонь, то увидела… Ну, не-е-е-ет! — Что ты тут делаешь? Буквально в пяти шагах от нее стояла та самая девушка воин, которую она встретила в парке. Правда, на этот раз она была безоружная, если не считать холодного и острого взгляда. — Я тут… Маруся вздохнула и бросила сумку на пол. — Мне сказали, что я буду тут жить. — Тебя обманули. — В смысле? — В этом доме живу я. — Но мне сказали… — Ты не поняла? В этом доме живу я, значит, ты в этом доме жить не будешь. — Но тут же… Девушка воин указала пальцем на дверь, которая незамедлительно подчинилась и поползла в сторону. Самообладание — оружие посильнее лазерной пушки. Маруся спокойно подняла с пола свою сумку, сделала те самые пять шагов навстречу и молча повесила ее на вытянутую руку свирепой наследницы Тамерлана. От подобной наглости воительница растерялась и даже несколько секунд продолжала держать руку горизонтально: вешалка для зонтов, очень, кстати, похоже… — Покажи где моя комната и… да… вещи можешь отнести туда же. Если бы каким-нибудь ученым вздумалось измерить напряжение электричества в воздухе в этот самый момент и в этом самом месте, они смогли бы констатировать, что данного количества энергии хватило бы на освещение Гонконга в момент празднования китайского Нового года и еще пары деревень в Саратовской области. — Второй этаж, направо. Развернулась и ушла. Сумка упала. Свет погас. Маруся снова оказалась в темноте. Она проклинала тот момент, когда согласилась ехать в летний лагерь. Как всякая приличная девочка в подобной ситуации, она сжала зубы и пнула стену ногой. — Чертова хреновина, — немедленно отозвался дом. Фантастическое гостеприимство! 11Обе комнаты оказались на удивление просторными и современными. В кабинете два стола, побольше и поменьше, стул, два мягких кресла, диван и стеллаж во всю стену. Из техники — телевизионная панель, невидимые глазу системы климат-контроля и штук восемь разнообразных ламп, если это можно назвать техникой. В спальне — кровать, еще одна панель и душевая кабинка, похожая на высокий, перевернутый кверху дном, трехметровый стакан. Душ! Маруся прикрыла за собой дверь, скинула кеды, стянула футболку и шорты с трусиками, посмотрелась в зеркало (а какая девочка не посмотрит?) и забралась в кабинку. Дверца захлопнулась с легким всхлипыванием, свойственным вакуумной упаковке. Зафиксировав абсолютную герметизацию, стакан начал наполняться водой. Вода дождем падала сверху, била острыми струйками со стенок, впиваясь в живот и спину, бурлила под ногами, массируя ступни, — Маруся закрыла глаза и даже вздрогнула от удовольствия, будто по всему телу пробежал разряд тока. В таком душе хотелось не просто петь, а кричать от счастья. У воды есть совершенно волшебное свойство смывать плохие эмоции. Маруся стояла и чувствовала, как злость, страх, обиды, сомнения, все-все-все, стекает вниз, словно черная краска, заворачивается вихрем в воронку и навсегда убегает в сток… Вода была живой и постоянно меняла температуру от более теплой к более холодной, но так бережно и еле уловимо — в самый подходящий момент будто читала мысли и не давала телу ни остыть, ни перегреться. Никаких мыслей, ничего, больше ничего, приятно и спокойно и хочется лечь или даже уснуть вот так стоя, стоять тут до утра и спать или все-таки лечь или хотя бы сесть… Совершенно невозможно открыть глаза. Маруся вытянула руки и, скользя ладонями по стенкам, стала осторожно опускаться на колени. Теперь те струйки, что должны были массировать спину, били в затылок и лицо, Маруся поморщилась, на мгновение приоткрыла глаза и поняла, что сидит по грудь в воде. Почему-то сток не открывался, поэтому вода набиралась в кабинку, как… ну да, в стакан. Только запаянный сверху. Сознание мгновенно прояснилось — надо было срочно найти, как открывается сток — иначе тонна воды выплеснется на пол и потом, нет, лучше даже не думать, что будет потом. Маруся повозила пальцами по дну кабинки, потом осмотрела стены, нашла маленькую приборную панель и надавила на кнопку стока. Сток не открылся. Хотя бы выключить воду, так ничего не видно. И снова нет. Кнопки проваливались внутрь, переставали гореть. Понятно было, что команда к отключению принята, но ничего не отключалось. Маруся встала. Воды набралось по пояс, и теперь она казалась уже не такой приятной, она прибывала, поднималась. Не слушалась команд, душила и топила, заливала глаза, попадала в нос и в рот… пульс участился, стало страшно. Быстро, резко, паника. Она ударила в дверь, хотелось поскорее выбраться отсюда, еще раз, нажала на кнопку, нажала на все кнопки сразу, вода подобралась к подбородку, казалось, будто она набирается все быстрее и струи бьют больнее. Маруся попыталась надавить на дверь всем телом, но попробуйте надавить на что-то, когда вы в воде. Ударила ногой, уперлась спиной в стенку и обеими ногами в дверь. Вот так утонуть? Еще раз ногами в дверь и кулаком по кнопкам. Вода поднялась так высоко, что пришлось оторваться ногами от пола, чтобы не захлебнуться. Утром, или когда? Когда ее найдут? Утром она не появится и никто… Маруся вынырнула и схватила воздух ртом… Никто даже не знает, что она тут, кроме той девушки… Вздох… Ногами в дверь. Но она и не подумает ее искать… Еще минута и кабинка заполнится до краев. Они найдут Марусю через неделю или через две, распухшую, похожую на огромную белую гусеницу в пробирке с формалином… Маруся стала биться всем телом, и дальше ее мысли прервались. 12Что-то резко ударило по голове. Вдох. Маруся открыла глаза и поняла, что лежит на полу, залитом водой и засыпанном осколками прозрачного пластика. Голоса. Кто-то накрыл ее тяжелым полотенцем сверху. Сейчас лучше зажмуриться и притвориться, что лежишь без сознания, чтобы ничего не видеть, не знать и не говорить. Уйдите и дайте поспать. Прямо здесь, на мокром полу, потому что хватит. Хватит. На сегодня все. Больше никаких приключений, просто спать и все. Умерла. Уйдите. — Возьми ее за ноги. — Как это? — Правой рукой за правую, левой за левую. — Она же голая. Даже неважно, кто эти люди. — Бери, давай! Чьи-то руки подхватили под мышки и за ноги. — Дотащишь? — Она живая? — Да что ты стоишь? — Надо… — Заткнись. — Черт! — Осторожно! — Она скользкая. — Она мокрая. — Сюда. Сюда клади! — Я позову врача… Теперь лежать было мягче. — Она жива? — Оставь ее. — Она не дышит! — Да дышит она! — Накрой ее. — Не умрет. Уйдите, уйдите, уйдите! Уйдите все. Оставьте уже, хватит… Спать… Сознание еще минуту пробубнило в ухо и уснуло. Что было дальше, не имеет уже никакого значения. 13Яркий солнечный свет щекотал ресницы, пробирался сквозь них и рисовал красные круги на сетчатке. Маруся перевернулась на бок и накрыла голову одеялом. Круги немедленно пропали, но теперь проснулись мысли, сначала осторожно, а потом нагло и бессовестно, стали лезть, напоминая о вчерашнем дне. И даже немного о сегодняшнем. И еще капельку о завтрашнем и предстоящем, вплоть до сентября. Уснешь тут, как же! Она перевернулась на другой бок, стянула одеяло и осмотрела комнату. Никакой воды. Уже лучше. Села на кровати. Кабинка разбита, но осколки убраны. Хорошо. Что дальше? Одежда сложена на подоконнике. Кеды под кроватью, рядом с тапочками. С улицы доносится дребезжание трамвая. Ох. Трамваи, да. Учебный городок. Какие-то голоса. Музыка. Дурацкая музыка. Симпатичные занавески, вечером они казались более унылыми. Что еще? Головная боль. Шишка на затылке. Маруся потрогала шишку — прикольно. Вообще всегда было интересно, что это там так надувается? Кости черепа? Болит лопатка и пятка. Даже целая ступня. Болит живот — это от голода. Еще локоть болит. И глаз. Правый глаз болит так, будто туда попала соринка. Осколок? Маруся встала с кровати и дошла до зеркала. Вот такая вся, значит, голая. И вчера ее такую голую кто-то тут таскал. Отлично. И что, вот после этого выходить из комнаты и спускаться вниз? Вы бы вышли из комнаты, если бы знали, что вас ночью таскали туда-сюда голую и мокрую? А что делать? Сидеть? И что? Маруся залезла в сумку и достала новые трусики и платье. Они там сейчас, наверное, сидят и обсуждают ее. Обсуждают и едят. Маруся влезла в платье и вздохнула. Сидят… Едят… Маруся сняла платье и достала джинсы и футболку. Захотелось одеться как-то… позакрытей. Хотя чего уж теперь? А что едят? Или в столовой? А времени-то сколько? Вернее, который час. За вопрос «сколько сейчас времени?» бабушка почему-то давала подзатыльник и говорила, что правильно говорить «который час?». Вот объясните, в чем разница? И футболку лучше не такую, это какая-то слишком дурацкая. Черную? Черную. И полцарства за котлеты со сладким чаем! Где-то под ногами задребезжал коммуникатор. Маруся подняла с пола шорты и достала из кармана аппарат. Папа! — Але-е-е-е! — Привет. — Доброе утро. — Ничего себе утро! Ты точно в Нижнем? — А что? — Насколько я понимаю, у вас там сейчас часа два. — Ого! — Только проснулась? — Не! — Не! Ладно, как ты там? — Честно? — Не надо! — Любящий отец своего ребенка сюда бы не отправил… — Ну, так то — любящий! Маруся улыбнулась. — Все, Марусик, я побежал… — Ну, не-е-е… — Ну, да-а-а-а… — Давай еще поболтаем! — Потом! — Ты и минуты не проговорил! — Вечером еще наберу. — Если я не отвечу, значит, меня больше нет в живых! — Хорошо. — Что хорошо? — Я понял. Если не ответишь, значит, нет в живых. — Ты ужасный! — Целую в нос. Пока! Родители развелись, когда Маруся была совсем маленькая. Почему они расстались, Маруся не знала — папа был очень хороший, мама, наверное, тоже, но ее Маруся почти не помнила: она пропала без вести двенадцать лет назад. Об этом лучше не думать. Лучше думать про платье. Все-таки лучше платье. Во-первых, потому что гулять в джинсах и черной футболке при +30 негуманно, во-вторых, надо показать, что ничего такого не произошло и вовсе Маруся не стесняется. Клин клином, короче. 14Маруся вышла из комнаты. Тишина. Тишина — это хорошо. Значит, есть шанс, что все ушли на занятия. Если все ушли на занятия, значит, на кухне она никого не встретит. Маруся сбежала по ступенькам и практически упала в объятия того самого Ильи — красавчика, с которым ехала в школу. Опа! Значит, он тут живет? Значит, это был его голос? Значит, он видел ее… О, нет! Илья радостно улыбнулся. — Привет! Улыбается. Дурной знак. — Живая? Совсем дурной знак. — Привет. Ну, вроде, да. — Ну, супер. А то мне тут рассказали… Илья посмотрел на парня, стоящего рядом. С перепугу Маруся даже не сразу его заметила. — Кстати. Ты уже знакома со своим спасителем? Спасителем? — Это Носов, он же Нос. Есть такие парни… кажется, будто их долго растягивали на каком-то пыточном аппарате. Длинные руки, длинные ноги, длинные пальцы, длинный нос и даже волосы у них обычно длинные. Спаситель Нос мучительно пялился в пол, краснел, потел и выглядел так, будто это его таскали голого ночью. Тем не менее, Маруся протянула ему руку. — Привет. Рука у спасителя была мокрая и холодная. Бедненький, да он же в обморок сейчас упадет! Илья рассмеялся и похлопал долговязого по плечу. — Он подсматривал за тобой в душе и вовремя заметил неполадки в кабине. — Что?! — Нос — наш компьютерный гений… — Подсматривал? Нос пошатнулся и прислонился к стенке. — Ну… кто угодно подсматривал бы на его месте, правда, Нос? Маруся даже потеряла дар речи от возмущения. — Нос у-у-у-у-умный! — Илья потрепал друга по голове. — Он все что угодно взломать может. — Что взломать? — Ну, например, систему слежения… — Здесь что — следят? — Ну да. Так-то камеры отключены, но можно и включить при необходимости. А вчера такая необходимость возникла. Илья снова залился смехом. Похоже, ему эта история казалась умопомрачительно смешной. Марусе же хотелось убить обоих. — С другой стороны, если бы он не подсматривал, ты бы уже умерла. — Это не оправдание. — Думаешь? В данную минуту Маруся думала именно так. Одно дело, когда тебя видят голой в экстремальной ситуации. Тогда Маруся была без сознания, ну, почти без сознания, и это хоть как-то оправдывало… Как у врача. Вы же не будете стесняться врача, если вдруг он видит вас голой, тем более, если вы под наркозом. Но здесь! Подсматривать! — Нос! Нос! Ну чего ты молчишь? Илья тормошил компьютерного гения, который представлял собой яркую иллюстрацию выражения «готов провалиться сквозь землю». И лучше бы провалился. — Не видел я ничего… — Да ладно! — Да не видел. — А как же ты узнал? — Душ видел, а ее не видел. — Ты что, отворачивался, когда она раздевалась? — Да ну тебя! Волна смущения прошла и уступила место злости. Маруся физически ощущала, как у нее закипает кровь. — Вы тут все чертовы извращенцы! Илья изобразил крайнюю степень возмущения. — Я-то тут причем? Я не подсматривал! — Один псих, другой озабоченный и подруга ваша тоже… Маруся ощутила болезненный толчок в спину и пока летела вперед, успела заметить изменившееся лицо Ильи. — Не стой у меня на пути! Знакомый голос. Маруся развернулась и увидела Алису. Даже неизвестно, сколько времени она стояла на лестнице и слушала их разговор. Ввязываться в ссору не хотелось. Поэтому Маруся прошла на кухню и закрыла за собой дверь. Уезжать — сегодня же, окончательно и бесповоротно. Оставаться в компании сумасшедших подростков, каждый из которых года на два старше, наглее и безумней самой Маруси, представлялось: а) невозможным; б) опасным для жизни; в)… «В» не было, но первых двух пунктов вполне достаточно. Поесть, собрать вещи и до свиданья. Папа, конечно, вынесет мозг своими нравоучениями, позлится, отберет машину, но это все цветочки по сравнению с перспективой провести здесь еще неделю. Кстати, где тут у них еда? 15Сложно представить себе более минималистский интерьер, чем тот, что был на кухне. Белые стены. Длинный белый стол. Белые стулья. Все. Ни тебе холодильника, ни плиты, ни вазочки с фруктами. Так пусто и чисто — даже пищевых бактерий не сыщешь, не то что пищи. Маруся села за стол и обхватила руками голову. — Хочешь есть? — осторожно поинтересовался дом. — Хочу, — вяло отреагировала Маруся. — А нету, — сообщил дом не без издевки. Маруся вздохнула. — Мне сказали, на кухне можно перекусить. — Ну, перекуси. — Что? — Что найдешь, все твое. Со злости хотелось перекусить шею дому, если бы у дома была шея. В дверь постучали. Маруся обернулась и увидела испуганное лицо Носа. — Можно войти? Маруся пожала плечами. — Входи. Нос протиснулся в узкую щель, будто боялся открыть дверь пошире, и замер у стены. Какое-то время они молчали. Маруся не хотела смотреть в его сторону и ждала от него каких-то действий. Нос же стоял молча, и на действия не решался. Наконец он прокашлялся, и Маруся повернула голову в его сторону. — Я это… Бывает же такое — Марусе стало его жалко. — Ну… Пять минут назад хотелось убить, но, похоже, парень переживал столь страшное раскаяние. — Ну, короче… В конце концов, он ведь правда спас ей жизнь и не дал превратиться в бледную гусеницу. — Короче, это… Прости, что я это… Я правда не хотел. То есть, я это… Надо было быстрее прекратить его страдания. — Ага. — Я вообще не это. Просто. Я правда ничего не видел, ну то есть… — Да ладно, ладно. Проехали. — Я все выключил, правда. Больше не буду. Прости, ладно? — Хорошо! Я прощу, если скажешь, где тут еда. — Что? — Еда. Нос замолчал. Казалось, что его мозг взорвался при попытке решить какую-то невыполнимую задачу. А еще гений! — Еда? — наконец переспросил он. — В этом доме вообще есть еда? — Не знаю, — окончательно растерялся Нос. Маруся нахмурилась. — Ты же из этого дома. — Не… Я из другого. Здесь Алиса живет. — Одна Алиса? — Ну да… — Странно… — Так нас тут мало. Сюда же только это… — Что это? — Ну, только таких берут. У Маруси проскочила тревожная мысль, что она попала в летний лагерь для умалишенных. — Каких «таких»? — строго спросила она. — Ну, это… таких… Особенных. — Да каких особенных? — Ну, типа… как это… ну, одаренных. Нос снова покраснел, будто признался в чем-то очень неприличном. — Собирают по всему миру. Победители научных олимпиад, вундеркинды и прочие… такие. Маруся нахмурилась еще сильнее. Она, конечно, не считала себя дурой, но одаренной? Вряд ли ее умение управлять гоночным автомобилем могло иметь значение для науки. Тогда что? Может быть, папа устроил ее сюда по блату, а сам наврал про письмо? На папу не похоже. Ошиблись в школе? Не до такой степени. К тому же, в школе были куда более одаренные ученики. Маруся ничего не понимала в математике, еще хуже в физике, совсем погано в химии, ненавидела историю, спала на литературе, с трудом переваривала иностранные языки, биологию, географию, астрономию… Она была очень одаренной прогульщицей и, несомненно, гениальной лентяйкой. Короче, в научный лагерь ее можно было пригласить только в качестве подопытного материала. — То есть… Ты, Алиса, Илья… и все остальные. Вы типа гении? — Типа да, — обреченно вздохнул Нос. Маруся взъерошила волосы, словно пытаясь расшевелить свой оцепеневший от удивления мозг. — Ничего не понимаю. Я получила сюда направление из школы. — И? — И у меня нет никаких талантов. Нос улыбнулся. — Этого не может быть. — Не может быть, но случилось. — Степан Борисович сам лично отправляет приглашения, так что ошибки быть не может. — А кто это, Степан Борисович? — Директор школы и летнего лагеря. Наш главный профессор. — Бунин? — Ага. — Ну да. Папа говорил, что Бунин и прислал… Странно. — Может, он знает о тебе что-то, чего не знаешь ты? — Что, например? — Ну… Нос закатил глаза. Это могло затянуться надолго. Маруся решительно соскочила со стула и направилась к выходу. — Где он сейчас, этот ваш Бунин? — Готовится к открытию конференции. — Что-то связанное с археологией? Нос кивнул. — И что, можно с ним как-нибудь встретиться? — Попробовать можно. На самом деле Маруся думала вовсе не о том, чтобы выяснить, какими такими скрытыми талантами она обладает, что ее пригласил в школу для гениев лично профессор Бунин. Маруся собиралась поскорее убедиться в ошибке и благополучно свалить отсюда в кратчайшие сроки. Свобода казалась теперь совсем близкой. Это придавало сил и здорово поднимало настроение. Даже извращенец Нос казался теперь милым и обаятельным дылдой. По секрету, Маруся даже представила, ну совсем ненадолго, на долю секунды, как бы она обнималась с таким долговязым, если бы, конечно, она с ним обнималась. Картина получилась такой: он вытягивает свои длинные-длинные руки, обнимает Марусю, потом закидывает руки дальше, обматывает вокруг себя и снова обнимает Марусю. Впрочем, чтобы это сделать, ему пришлось бы сесть, ну или Марусе встать на табуретку, хотя она была очень даже высокой девочкой, но не до такой же степени. Тьфу, о чем только не успеваешь подумать, пока разговариваешь с парнем. Лучше вам и не знать. 16На улице было ярко и жарко. Маруся спустилась с крыльца, прикрыв глаза ладонью, сразу же зачерпнула кедами песок, какое-то пляжное воспоминание (надо поднимать ноги выше!), остановилась, вытряхнула, заметила муравейник под березой и, кстати, лак на ногтях облез, а руки-то загорели сильнее, чем ноги, и что это там щекочет плечо? Ага, маленькая божья коровка. Шесть точек. В детстве говорили, сколько точек, столько коровке лет — врали, наверное. Запах горячего асфальта, вяленой на солнце травы… в общем-то, если убрать всех людей, здесь можно было бы неплохо отдохнуть — забраться на крышу с тазиком черешни, сидеть там, объедаться, косточки пулять. Маруся подставила палец и дождалась, когда красный жучок переползет на него. Божья коровка, улети на небо, там твои детки, кушают конфетки… Кстати. Конфетки. Маруся вспомнила, что хочет есть, но конфетки остались в сумке. — Ты идешь? И минуты помечтать не дадут. — Иду. Теперь дылда казался еще выше, чем в доме. Он был не из тех людей, с которыми вам бы хотелось идти рядом — вдруг, кто подумает, что это твой парень. Но выбора не было. Повесить табличку: «Он не со мной, он просто показывает дорогу»? Там, в Сочи, у Маруси был парень. Красивый, клевый. И хотя с момента расставания прошло всего два дня, за это время успело произойти столько всего, что теперь казалось, будто романтичное приключение осталось в далеком прошлом вместе с красивым и клевым парнем. А что взамен? Дылда остановился у трамвайной остановки и уселся на скамейку под козырек — в сложенном состоянии он выглядел несколько приличнее, по крайней мере, можно было заглянуть ему в глаза. Глаза у него были синие и на этом достоинства заканчивались, а еще Маруся стала думать, как он, вот этими самыми глазами, смотрел на нее ночью. Сразу захотелось отвернуться. — А ты из Москвы, да? Маруся кивнула. — Круто. Если не поддерживать разговор, он быстро закончится. — А здесь была когда-нибудь? Или не закончится… — Нет. — Понятно. Даже днем городок выглядел пустым. Хотя по такой жаре — естественно: скорее всего, ученики сидели в прохладных лабораториях и резали мышей, или кого там они режут в своих лабораториях. — Видела наш трамвай? — Ага. — Вообще-то он музейный, но Бунин одолжил его для школы. Ну, типа, чтобы мы не забывали историю. Ящерку Маруся оставила в комнате. Спрятала в карман сумки. Возможно, это все было паранойей, но почему-то казалось, что именно из-за этого предмета все шло наперекосяк. — Здесь еще метро есть. Маленькое, но настоящее. С другой стороны, очень хотелось выяснить, что же это за материал? Вряд ли он был радиоактивный. Тогда у Маруси уже давно выпали бы волосы и зубы. А может, это накапливающаяся радиация, и зубы выпадут завтра или через неделю, но сразу все. — А еще под землей есть лаборатории. Говорят, здесь раньше был военный корпус, что ли, или как он там называется. А, эти… бункеры. Так что если вдруг чего, то мы это… Наверняка тут есть какие-нибудь толковые химики, которые могут сказать, что это за металл. Только как же их найти. Да и задерживаться не хотелось — в Москве они тоже есть. — Ты меня слышишь? — А? — Зря ты так на Алису. Маруся нахмурилась. Похоже, некоторые фразы она пропустила мимо ушей и теперь потеряла нить разговора. — В смысле? — Ну, это ж она тебя спасла. Количество «спасателей» росло в геометрической прогрессии. Такими темпами к вечеру окажется, что в битве с душевой кабинкой принимала участие вся школа. — Я только позвонил и… ну это… ну когда это… — Когда подсматривал. — Я не подсматривал, я просто… проверял. — А… ну да. — А она разбила. — Что? — Кабинку. Маруся старалась сделать вид, что ей наплевать, но глубоко внутри у нее все перевернулось от удивления. — И воду она убрала и осколки. Я только помогал. — Так ты был там? — Ну… я это… Я не смотрел. Честно… Так вот чей голос она слышала. До сих пор Маруся надеялась, что это был кто-то другой или вообще звуковая галлюцинация. — Алиса хорошая. Просто она не любит людей, но если надо, она добрая. Прекрасная характеристика. — Ну, не добрая, но… хорошая. В общем… — Понятно. — И очень умная. — Ага… — Самая умная в нашей школе. И еще… Странная вещь ревность. На самом деле этот Носов не вызывал у Маруси никаких нежных чувств, но сейчас, когда он нахваливал другую девчонку, Маруся совершенно отчетливо почувствовала неприятный скрежет на сердце. Ладно, надо быть честной перед самой собой — все это время ей казалось, что дылда влюбился в нее с первого взгляда и сохнет от безответного чувства. Теперь выясняется, что любит он вовсе не ее. И это было очень, очень, очень поганое чувство. — Я все поняла про Алису, можешь не продолжать. — И красивая. — Все! — Ну… — Все! — Ну, все так все. Я просто это… — Это-это… Ты что, заика? — Я? Маруся отвернулась и стала смотреть на приближающийся трамвай. Он медленно полз по раскаленным рельсам, и Марусина фантазия мгновенно переместилась в область ощущений неодушевленных предметов. Как больно, должно быть, ползти по таким горячим железкам? Куда естественней было бы, если б трамвай бежал и на бегу подпрыгивал… Проклятый Нос. Испортил настроение. Всю дорогу до школы они молчали. Маруся забралась на заднее сиденье, развернулась вполоборота и смотрела в окно. Носов уныло висел, зацепившись обеими руками за перекладину, и смотрел на Марусю. Маруся знала, что он на нее смотрит, поэтому ни разу не обернулась и только вытянула свои загорелые ноги — смотри, дурак, кто тут самый красивый. Мысль о том, как безжалостно она разобьет ему сердце, оказывала быстрый терапевтический эффект. На какое-то мгновение возникла идея остаться тут на недельку, вскружить всем голову и внезапно исчезнуть, но потом эту идею перебила мысль об Илье и о том, что он любит Алису, и ненависть к Алисе, и легкое угрызение совести за то, что она ненавидит человека, спасшего ей жизнь. Ну и что? Попробуйте любить того, кого все считают лучше вас — получится? А если честно? — Э… В переводе с «носовско-дылдовского» это «э» могло означать только одно — «приехали». Маруся встала и вышла из трамвая. 17Первое, что бросилось, нет, не в глаза, а в нос — был запах, как бы это помягче выразиться… навоза. Неожиданный запах для города ученых, надо сказать. Маруся остановилась около огромной кучи, похожей на муравейник. Можно было бы догадаться, что это за куча, если бы не ее размер. Высотой она была метра полтора и с тем, кто мог навалить такое, не справлялась даже Марусина фантазия. Возле кучи оживленно спорили два мальчика лет десяти. У одного из них в руках была странная штука, похожая на высокую и узкую кастрюлю с ручками, внутри которой был спрятан ярко-синий прожектор с лопастями, как у вентилятора. — А я говорю, схлопнет! — Ни фига не схлопнет. — Схлопнет! — По частям схлопнет, а целиком не схлопнет. — Спорим, что схлопнет? — На что спорим? — Если схлопнет, то схлопнет, а если не схлопнет, то… — Так! — прервал мальчишек Носов. — Что это вы задумали? Мальчишки испуганно отступили назад. Видимо, они были настолько увлечены беседой, что не заметили, как к ним подошел кто-то еще. — Ничего не задумали! — Он говорит, что если по куче выстрелить из «пушки», то она схлопнется, — выкрикнул один из спорщиков. Мальчишка с «кастрюлей» рассерженно опустил оружие к земле. Носов даже всплеснул руками. Чего именно он испугался, Маруся не поняла, но вид у него был крайне взволнованный. — Да ты! Ты… Ты просчитал вероятность?! — На прошлой неделе я пробовал схлопнуть… — Нет, нет, нет. Ты… ох! Да как же… Носов выдернул «кастрюлю» из рук ребенка и укоризненно покачал головой. — Нельзя применять «пушку» без предварительного расчета. — Но я… — А если ты ошибся? — Тогда она просто не схлопнется. — Или схлопнешься ты! — Но я… — Или ее разнесет в радиусе трех километров, и потом кое-кто будет вынужден отмывать всю школу от навоза! — Тогда уж лучше пусть я схлопнусь! — в ужасе закричал мальчишка. Разговор прервал невероятно громкий гул. С таким звуком должен был падать реактивный самолет, никак не меньше. Земля задрожала, стало темно и, кроме шуток, страшно! Маруся зажмурилась. Мальчишки, однако ж, смеялись, поэтому, постояв секунду и приготовившись к смерти, Маруся осторожно открыла глаза. Неприятно было это осознавать, но смеялись над ней. — Что? Маруся смутилась и постаралась принять максимально невозмутимый вид. Мальчишки стали хохотать еще сильнее, но самое противное, что Нос смеялся вместе с ними. — Что?! — совсем рассерженно выкрикнула Маруся и на всякий случай обернулась. — Что… Что это?! Злость как рукой сняло. На смену ей пришло то самое удивление, от которого расслабляются мышцы лица и повышается внутриглазное давление. Иными словами, Маруся стояла, открыв рот и вытаращив глаза. А прямо перед ней, но куда в более спокойном состоянии, стоял огромный, нет, не так, ОГРОМНЫЙ мохнатый слон с ОГРОМНЫМИ бивнями. Это… Это был… Секундная вспышка в голове — и Маруся вспомнила рисунок на футболке Ильи. Это был мамонт. — Мамонт? Маруся читала про то, что ученые пытаются клонировать это вымершее животное по останкам мамонтенка Димы. Она даже видела его в палеонтологическом музее. Но представить себе такое… Мамонт был ростом с двухэтажный дом, а прямо на его голове сидела миниатюрная (или так казалось из-за разницы в росте) белобрысая девочка, которая невозмутимо ела эскимо. — Митри-и-ич… Нос подошел к мамонту и погладил его по волосатой коленке. — Хоро-о-о-оши-и-и-ий… Маруся закрыла рот. Митрич… Сын, точнее клон того самого Димы? Ну-ну… Сколько же лет его прятали, если он вымахал до таких размеров… — Он взрослый? Вместо ответа Митрич задрал хобот и еще раз оглушил Марусю своим жутким ревом. Здесь больше всего подходит выражение «уши свернулись в трубочку». Для пущей надежности Маруся прикрыла их ладонями и опять непроизвольно зажмурилась. Какой кошмар! — …сказать, что взрослый… Маруся открыла глаза. Первая часть фразы растворилась в децибелах, но смысл она уловила. — А это… — она показала на полутораметровый «муравейник», — его? — Его! — не без гордости ответил Нос. Парадоксально, но иногда даже такие вещи вызывают, нет, восхищение — не то слово… Уважение? — Круто… — Это еще не самое страшное, — вступил в разговор один из мальчишек. — Вот колония летающих белок… — Да-а-а… — с видом знатока поддержал его второй мальчик. — Этот хотя бы локально. — Ага. — Много, но локально. — И редко. — Не часто, да… А эти… — мальчишка покачал головой, — повсюду! — И каждые полчаса. — А то и чаще. Совершенно потрясенная Маруся обернулась к Носу. — И что… вы всем этим занимаетесь? — шепотом спросила она. — Это часть работы. Профессор даже выдал грант на решение проблемы утилизации… — Обалдеть. А ничем другим вы не пробовали заниматься? — Ну, это же… Нет. Ты не понимаешь. То есть… Ты понимаешь, что это мамонт? — Это я понимаю. — А это… часть мамонта. Ну, точнее… скажем так… часть проекта. Вот, Маруся. Вот до чего ты докатилась. Решение проблемы утилизации отходов крупного, как бы его назвать-то? Лохматого скота. Маруся еще раз внимательно посмотрела на животное. Обычно, когда люди видят что-то необыкновенное, у них в голове происходит помутнение рассудка, не зря в таких ситуациях говорят «уму непостижимо». Они перестают адекватно воспринимать действительность, ибо действительность перестает быть адекватной. Они могут выбежать в поле, чтобы сфотографировать приземление летающей тарелки, или броситься с видеокамерой под смерч, или просто стоять, разинув рот, и смотреть на семидесятиметровую волну во время цунами. Удивляться можно чему-то странному, но объяснимому — например, если собачка станцует на задних лапках. Однако если после этого собачка попросит у вас закурить, вы не удивитесь, вы будете стоять и смотреть на нее, стоять и смотреть, и думать: «Это собака. Она разговаривает человеческим голосом. И курит!» Но никакого удивления. Возможно, это называется шок. Так вот. Стоять рядом с пятиметровым мамонтом, последний из которых вымер десять тысяч лет назад, — это шок. Сначала вы как бы ничего не чувствуете. Ну, мамонт и мамонт. Офигенно здоровущий мамонт. Просто с ума сойти, какой здоровущий мамонт. Потом начинаете рассматривать его более внимательно. Он не похож на картинки из учебника. Не похож он и на мамонтов из мультфильмов, не похож на компьютерных мамонтов, на игрушечных, на восстановленных по скелету… Длинная, почти черная шерсть, которая распадается на сосульки — вроде дрэдов. Челка, полностью закрывающая глаза. Уши маленькие и из-за шерсти их почти не видно. Густой шерстяной покров на ступнях… Господи, как же это называется у мамонтов. Ну, пусть будут ступни. Хвоста нет. Хобот не такой уж и большой, а вот бивни — огромные. Из-за лохматости он выглядит еще более крупным, он похож на дом — такой мохнатый дом с очень громким ревом. После детального осмотра шок отступает. И наступает еще более сильный шок. Это приходит осознание. Да, да. До этого вы ничего еще не осознавали. Вы просто пытались примириться с картинкой, которая нарисовалась у вас перед глазами, пытались проанализировать ее, чтобы постичь. И вот когда постигли, только тогда и наступает настоящее… — Это же мамонт! Маруся поняла, что снова стоит в оцепенении и не замечает ничего вокруг. Какие-то люди возятся рядом, что-то говорят, жестикулируют… — …сверхскоростные самолеты, поезда, клонирование, лекарства от рака, вот-вот откроем телепортацию… Нос воодушевленно перечислял изобретения последних лет и загибал пальцы. — …искусственные органы, межгалактические станции, мы даже научились добывать полезные ископаемые на Луне… С невероятным усилием Маруся перевела на него взгляд и попыталась сконцентрироваться. — А проблему отходов решить не можем, — закончил свою пламенную речь Нос. — Парадокс. Маруся, молча, кивнула. — Вообще-то это девочка. — Что? — Митрич. — Девочка? — Название проекту придумали до его рождения. То есть ее. То есть сначала придумали, что это будет Митрич, а уже потом она родилась на свет. — А почему не переименовали? — Зачем? Искреннее удивление на лице. И правда, зачем? Все-таки ученые совершенно отдельный вид людей. А может, и не людей. В эту тему лучше не углубляться. — Пойдем отсюда, а то глаза уже щиплет. |