Глава вторая

Были сборы недолги…

– Вот, – сказал начальник службы безопасности Олег Санич, садясь в кресло и кладя на стол перед Гумилевым тонкую пластиковую папку. – Вся группа в сборе. Я имею в виду, группа, которая будет работать непосредственно на интересующем нас объекте. Остальная часть специальной миссии ООН будет утверждаться академиком Делиевым, как вы и просили.

– Да, – кивнул Гумилев, – мы особо обсудили этот вопрос с Владимиром Владимировичем. Тем более в сложившейся ситуации… До научной части у меня явно руки не дойдут, хотя, если честно, было бы весьма любопытно. Впрочем, оставим это Игорю Синцову, на то он и микробиолог плюс вирусолог.

– Кесарево – Кесарю, – поддакнул Санич. Гумилев с интересом посмотрел на него и раскрыл папку. Невзирая на упреки за старомодность – мол, в век компьютеров перелистывать бумажки просто глупо – он любил читать важные документы именно с листа, а не с экрана.

– Это кто? – сухо спросил Гумилев, помахав в воздухе первой страничкой.

– Я… – смущенно произнес Санич.

– А я-то думаю, кто такой! А заранее согласовать со мной ты не собирался?

– Я подумал, что автоматически должен лететь с вами… В конце концов, меня должность к этому обязывает. Я вас одного не отпущу, Андрей Львович. Хватило с меня Арктики...

– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Гумилев и, не читая, перевернул лист с данными по Саничу.

– Володя Лобачевский, – прокомментировал Санич следующего кандидата. – Вы его знаете, из моих. Бывший десантник, капитан.

– Лобачевского знаю, толковый мужик, – согласился Гумилев. – Великому математику Лобачевскому не родственник?

– Нет, Андрей Львович, – с улыбкой ответил Санич. – Не вы первый спрашиваете.

– Этого берем. Та-ак… – Гумилев взял очередную страничку. – Оксана Иванова.

– Наш новый кадр. Уникальная девушка, мастер спорта по трем видам единоборств, рукопашному бою, отличный стрелок… Переманил из очень серьезной конторы. Даже поссорился с хорошими людьми, пришлось потом поляну накрывать совершенно астрономическую, чтобы не обижались за кражу ценных кадров.

Иванова была красивой. Даже очень красивой. С короткой мальчишеской стрижкой, немного нагловатым выражением лица типа «Да, я такая, и чо?!», едва заметным шрамом на правой скуле. Тридцать лет. Поди ж ты, а больше двадцати не дашь…

– Не боишься, Олег? Сам знаешь, куда отправляемся…

– Вот и проверим, Андрей Львович. Под мою личную ответственность.

– Ты часом не влюбился?! – подмигнул Гумилев. Санич покраснел и возмущенно воскликнул:

– Что вы такое говорите?! Да если бы и так, чего бы я тогда с собой ее тянул в такое пекло?!

– Ладно, – заключил Гумилев. – Коли под твою ответственность, то берем… Слушай, давай я пролистаю твоих бойцов, а? Ты их лучше знаешь, чем я, тебе и карты в руки. Если что не так – на месте и взыщу, ты меня знаешь. Договорились?

– Договорились, – Санич обошел стол, встал рядом с Гумилевым, наклонился и пролистнул несколько страниц. – Моих тут пятеро, не считая меня самого… Чтоб знали – там среди них Грищенко.

– Старый знакомый! – Гумилев вспомнил капитана, с которым искал в тайге пропавшую жену Еву. Человек был весьма толковый, и Гумилев поручил тогда Саничу любыми путями забрать Грищенко к себе. Санич забрал, многократно хвалил бывшего капитана, но работал Грищенко на объекте в Сибири и с Гумилевым ни разу больше не пересекся. Вот, стало быть, и выпал случай…

– А вот это – ученые, – продолжал Санич. – Те, которые пригодятся именно нам, а не миссии ООН и академику Делиеву.

– А вот и ученые… из пробирки извлеченные… – рассеянно пробормотал Гумилев нехитрый стихотворный экспромт. Он прекрасно понимал, что без ученых в Зоне 51 ему делать нечего, но внутренне опасался брать с собой необстрелянных гражданских людей. Рисковать собой он мог, имел право, а вот подставлять под удар других… Да, есть понятия «долг» и «обязанность». Но следовало признать, что с Закрытой Территории могут вернуться не все. А могут и все не вернуться. Нет, пессимистом Гумилев себя не считал, но и сквозь розовые очки смотреть на жизнь разучился давно и бесповоротно.

– Нестор Тарасов… – Гумилев внимательно рассматривал симпатичное, но немного усталое лицо. Двадцать пять лет. Сотрудник вирусологической лаборатории. Ни разу не попадался на глаза, хотя Гумилев, конечно же, и не мог знать всех своих сотрудников, тем более низшего звена. – Кто рекомендовал?

– С учеными сложнее, Андрей Львович. Вначале я отбирал по чисто физическим параметрам. Специально провели ряд тестов – разумеется, ничего не объясняя, просто, дескать, нужда возникла. Потом устроили спартакиаду по отделам. Оно и полезно – кто жирок подрастряс, кто мышцы накачал чуток… А уже после всего этого я тех, кто проходил по всем пунктам, обсудил с начальниками отделов, лабораторий, секторов. Отобрали уже с профессиональной точки зрения всех, кто мог пригодиться согласно вашей разнарядке. Вот набрали. Тарасов, в частности, специализируется по онкологии, добился уникальных результатов, его шефу слов не хватало его расхваливать.

– Онкология? А зачем нам онкология?

– Это у него побочное. На самом деле специалист по вирусам. Классный специалист. Плюс хорошее знание английского.

– Хорошее знание английского, не говоря уж о русском, должно быть у любого образованного человека, – наставительно произнес Гумилев. – Твои бойцы, кстати, когда начнут массированно изучать языки? Ты мне давно обещал. Выполнил? А, Робокоп?

– Мы помаленьку уже начинаем, Андрей Львович, – сказал, кашлянув, Санич. Гумилев прекрасно понимал, что начальник службы безопасности врет, но журить его не стал, не время. Тем более теперь, раз Гумилев показал, что помнит о своем внесенном вскользь пожелании, то Санич исполнит его непременно и на двести процентов.

– Берем Тарасова, раз такое дело… Кто у нас следующий? Следующий у нас Игорь Синцов. Ну, этот «Армагеддоном» занимается с самого начала, его грех не взять.

На Гумилева глянуло длинное сухое лицо психолога Артемьева. Его он хорошо знал.

– Артемьев? Я думал, он не пройдет тесты по физподготовке и врачебный осмотр.

– Как видите, прошел.

– Сложный человек, но полезный. Ой, помотает он нам нервы… Но с ним лучше, чем без него. Рад, что Артемьев прошел. Я грешным делом его даже и приглашать не стал, думал, пожилой человек.

– Этот пожилой человек, Андрей Львович, при мне на спор пятьдесят раз подтянулся.

– Ну так и молодец. Э-э… А это еще кто? Ксенобиолог… Я вроде бы всех наших ксенобиологов знаю.

– А это и не наш. Прикомандирован лично Решетниковым.

– Индро Вессенберг… Эстонец?

– По отцу. Там все написано.

– Если это человек Решетникова, написанному можно и не верить. Хотя что это я, эстонец так эстонец. Хоть папуас, лишь бы специалист был хороший. Ишь ты, он еще и криптозоолог! С учетом того, что нас может ожидать в Зоне 51, весьма и весьма благодарен Решетникову.

– Кстати, он звонил недавно. Сказал, что с нами не летит, прибудет в Твин Фоллз немного позже. Из прочего – с нами очень просился Дмитрий Краснов. Тот, который вас в свое время взорвать хотел.

– Я помню, Олег. Обижаешь. И что с ним?

– Не прошел по физике. Сердчишко у парня не ахти… – сокрушенно развел руками Санич.

– Вылечить. Если нужно – сделать пересадку. Скажи… Впрочем, не надо, я сам распоряжусь. А пока его можно приставить к Делиеву, у академика есть чему поучиться. Они будут под надежной охраной, надеюсь, там ничего серьезного не случится. Естественно, на Закрытую Территорию мы его не возьмем ни под каким соусом.

Гумилев еще раз пролистал страницы папки и вернул ее Саничу, сказав:

– Не буду я все подробно читать. Одних и без того хорошо знаю, других ты хорошо знаешь, третьих – как этого Вессенберга – нам все равно навяжут. На чем летим, разобрались?

– Военный борт. АН-124-210 «Руслан», тяжелый дальнемагистральный транспортник. Вылет с военного аэродрома Сеща в Брянской области. Вы летите с нами или на собственном «джете»?

– Знаю такой аэродром. Конечно, лечу вместе со всеми. Когда определится точное время вылета, проинформируй. И скажи там, пусть машину подают. Покачу домой, обещал Маруську в цирк сводить.

…На сцене прыгал разноцветный клоун в огромных башмаках и с красным носом. У клоуна не получалось сыграть на рояле – то из-под клавиш брызгали ему в лицо струйки воды, то вместо музыки слышалось разъяренное мяуканье, и из инструмента выбегала целая стая кошек, а в конце концов рояль и вовсе развалился, после чего шпрехшталмейстер выгнал клоуна вон, а бутафоры унесли черные доски за кулисы.

Маруся весело смеялась и скакала на кресле рядом с Гумилевым, хлопая в ладоши. Периодически она пихала отца локтем в бок:

– Па! Смешно же!

Гумилев вымученно улыбался и тихо говорил дочери:

– Марусь, я, наверное, старый для этого и этих шуток не понимаю. Это же для детей…

На что Маруся, хитро улыбаясь, заявила:

– Да знаю я, что для детей! Я этот номер видела, когда мне еще три года было! Мы еще тогда в цирк с мамой ходили… – и осеклась, помрачнела, закусила губу.

Гумилев расстроился – называется, привел ребенка в цирк порадоваться. Почему ж всегда все наперекосяк?! Но пока думал, что сказать и не уйти ли вообще, Маруся оживилась и снова хохотала над тем, как потешная болонка отбирала у бутафора кольца и еще какие-то причиндалы, которые он раскладывал на арене для следующего номера. Гумилев облегченно вздохнул и мысленно пообещал сделать дочери какой-нибудь подарок, какой только попросит. Тем более что вскоре им предстояло расстаться, и кто знает – надолго ли…

Сам Гумилев цирк никогда не любил: животные казались ему уставшими и измученными, шутки – несмешными, выступления гимнастов и разных там фокусников – неинтересными. Но Маруся все это любила, и Гумилев старался по возможности ходить с ней.

– Ты чего такой задумчивый, папа? – заботливо спросила Маруся, пока сцену готовили к выступлению эквилибристов.

– Работы много, милая. Скоро полетим в Америку, нужно серьезно подготовиться.

– Это туда, где все люди болеют?

– Да. Мы хотим им помочь. Придумаем лекарство, ну и еще кое-что надо там сделать. Опередить злых людей, пока они не совершили очень плохой поступок.

«Что я делаю?! – подумал Гумилев мимолетно. – Рассказываю восьмилетней девочке о секретном проекте».

– Папа! Ты прямо со мной как с маленькой разговариваешь – «злые люди»! Кто они? Бандиты? Или преступники?

– Не знаю, Марусь. Честно не знаю – бандиты они, преступники или вообще непонятно кто такие… Давай не будем об этом. Считай, я ничего не говорил, ладно?

Маруся нахмурилась:

– Нет, папочка, не ладно. Я буду волноваться. А если эти «злые» будут в вас стрелять? Между прочим, в кино злые всегда стреляют, – сказала Маруся. Она действительно смотрела очень много фильмов, старых и современных. Ева в свое время пыталась это ограничивать, но потом… Потом Гумилев решил, что умный ребенок сам разберется, что ему смотреть, а что – нет. Разумеется, всякую заведомую эротику с порнографией он отсек, зато исторические фильмы, боевики, фантастику и даже разный там артхаус разрешал.

– Если злые будут в нас стрелять, мы будем стрелять в них, – ответил Гумилев. – К сожалению, жизнь – такая штука, что иногда приходится стрелять.

– Ух ты! А можно мне с тобой полететь в Америку?

Гумилев улыбнулся.

– Нет, Марусь, никак нельзя. Во-первых, туда летят только взрослые, которые будут заниматься определенной работой. Кто-то – вирусы исследовать, кто-то – придумывать лекарство, кто-то – наблюдать за экологией, готовить еду, ремонтировать технику. Во-вторых…

– Я тоже умею готовить еду! – возмутилась Маруся. – Я позавчера борщ варила!

Результатом приготовления борща стали до потолка загаженная кухня и примерно поллитра неаппетитной на вид густой бурды, которую Гумилеву пришлось съесть, рассыпаясь в благодарностях. Справедливости ради следовало сказать, что бурда оказалась неожиданно вкусной, хотя и на редкость неприглядной.

– Ты же не все умеешь готовить. А вдруг кто-то борщ не захочет, а захочет гречневую кашу?

– Нет, кашу я не умею, – подумав, сказала Маруся. – И стрелять я тоже пока еще не умею.

– Вот видишь!

– Ладно, тогда обещай мне, что ты будешь там себя хорошо вести, поможешь, кому надо, и прилетишь обратно. А злых, если попадутся, вы застрелите.

– Обещаю! – сказал Гумилев, торжественно поднимая руку. – А теперь давай смотреть дальше, а то мы разговариваем и другим мешаем.

Эквилибристы вертелись на каких-то блестящих приспособлениях под рукоплескания публики, а Гумилев просчитывал в уме, все ли необходимое ушло в погрузку. Здоровенный «Руслан» мог поднять сто пятьдесят тонн груза – вроде бы предостаточно, но это как поездка в командировку: все равно забудешь или зубную щетку, или бритву. Разумеется, какое-то оборудование предоставляла принимающая сторона, но беда была в том, что часть груза никак не предназначалась для глаз американцев.

Особенно это касалось оружия и полевой амуниции. После длительных консультаций с Решетниковым было решено брать с собой только американское стрелковое оружие. Во-первых, оно не вызывало излишних подозрений. Во-вторых, в случае соприкосновения с вероятным противником давало возможность использовать трофейные боеприпасы. Накануне вылета Санич должен был провести специальный курс стрелковой подготовки со всеми членами группы. То-то удивятся господа ученые, подумал Гумилев. А может, и не удивятся. Они ведь прекрасно представляют себе, куда летят и что их там может ждать. Закрытая Территория – это, по сути, сплошная ловушка, где на тебя могут напасть все, кто угодно, от диких зверей до одичавших людей.

С американской стороны, по информации все того же вездесущего Решетникова, их должны были сопровождать федеральные агенты Ковальски и Маккормик. Официально об этом заявлено еще не было, но какие-то неведомые источники уже были в курсе. Конечно же, ни Маккормика, ни Ковальски с собой в Зону 51 брать не собирались. Точно так же пока не был решен вопрос о переброске группы в Неваду на базу Неллис. Гумилев не представлял себе, что придумали ребята Решетникова – угон вертолета или пеший поход. Чего-чего, а бардака на границе с Закрытой Территорией не наблюдалось – периметр жестко отслеживался на предмет проникновения инфицированных. Помимо сухопутных патрулей, вертолетов и беспилотников незримую границу уже пару месяцев охраняли «Итеры».

Название «Энергетически автономного тактического робота» (Energetically Autonomous Tactical Robot), разработанного компанией Robotic Technology еще в 2009 году, для удобства было сокращено до многозначительного EATR (почти что eater, по-английски – «едок»). «Итер» был способен находить и заглатывать биомассу, и извлекать из нее энергию, используя различные органические источники. Он мог питаться и традиционными видами топлива, причем почти любыми – бензином, керосином, дизелем, нефтью, пропаном, углем. Но изначально робот был рассчитан на пожирание животной органики – в частности, трупов людей и животных.

В мирное время определенные этические нормы не позволяли запустить «Итеров» в широкое производство и тем более – в активное использование. Роботы-людоеды еще на стадии разработки вызвали нездоровый ажиотаж, когда информация просочилась к газетчикам. Но после Катастрофы выбирать не приходилось. Северо-Американский Альянс решился на использование «Итеров» после того, как в одной из частей Национальной Гвардии, охранявших периметр, поднялся бунт – гвардейцы отказались стрелять в людей, просивших помощи.

С «Итерами», по информации опять же Решетникова, возникла масса проблем. Некоторые отрубились и начали существовать автономно, не подчиняясь приказам операторов. Другие перестали распознавать сигнал «свой – чужой», устраивали перестрелки с гвардейцами и солдатами регулярной армии. Третьи вели себя пристойно, но иногда «сходили с ума» – в том же Айдахо, куда предстояло лететь Гумилеву, робот прямо на базе сожрал трех солдат и капрала.

– Папочка, папочка! – закричала Маруся, отвлекая Гумилева от мыслей о плотоядных роботах. – Купи мне такого котика!

На арене лохматый манул прыгал через кольцо.

– Купим, – рассеянно пообещал Гумилев. – Только пообещай, что на руках не будешь таскать, он кусучий.

– Хорошо, не буду! – радостно закивала Маруся.

Что-то там еще было насчет одичавших пум, вспомнил Гумилев применительно к «котику». Даже не просто одичавших, а мутировавших. Самка пумы рожает четырежды в год, сущее раздолье для мутаций…

Из цирка он ехал все в той же задумчивости, автоматически отвечая на марусины вопросы, порой совершенно невпопад.

– Папа! Так что, купишь мне котика? Ты пообещал!

– Да-да, – рассеянно сказал Гумилев.

– Тогда почему мы уже подъезжаем к дому? – требовательно спросила Маруся.

– Как почему? – растерялся Гумилев, – потому что уже поздно и…

– Ничего не поздно! Мне же нужен кто-то, кого я буду воспитывать, пока ты будешь в Америке!

– Маруся, я же не сегодня уезжаю в Америку… Да и где мы сейчас найдем тебе манула?! Это не быстро делается. Мне нужно позвонить специальным людям…

Маруся хитро улыбнулась:

– Да ладно, пап, не нужен мне манул. Раз он кусучий. Давай купим просто котика в торгошке, это же рядом. Там есть такой отдел, где рыбки продаются, птички и котики!

Но зоомагазин в торговом центре уже закрылся, и через стекло на посетителей грустно смотрели хомячки, белые мыши, махонький кайман и три шиншиллы. Котят не было совсем, но Маруся все равно расстроилась. Пришлось Гумилеву клятвенно пообещать дочке, что завтра, прямо с утра, они отправятся за котенком в магазин.

Дома Гумилев отправил Марусю умываться и надевать пижаму, сказав, что скоро зайдет пожелать спокойной ночи. И тут же набрал Санича.

– Олег, выручай. Маруське срочно кот понадобился, воспитывать его будет, пока я в отъезде.

– Да без проблем, Андрей Львович. А какой кот? Породистый?

– Она вообще манула хотела, в цирке на мою голову увидала. Но манула, пожалуй, все-таки не надо. Да и вообще возни с этими породистыми… Ну их. Пусть будет обычный котенок. Посимпатичнее найди, да и все. Только надо, чтобы он утром здесь уже был, к тому времени, как она проснется.

– Сделаем, Андрей Львович. Знаю я, где кота взять. И то, хорошее дело – некогда девочке скучать будет с котом-то.

Гумилев положил трубку и тяжело вздохнул. Им тоже скучать не придется и без всяких котов…

Маруся уже лежала в своей кроватке, чинно сложив руки на одеяле. Гумилев улыбнулся – до чего послушными делает детей обещанный подарок… Он пожелал дочке спокойной ночи.

– Спокойной ночи, папочка! Хороших снов! – прощебетала Маруся свою традиционную ночную формулу. Но хорошие сны Андрею Гумилеву не снились. Снились человекоподобные роботы, пожирающие вопящих людей, простирающиеся до горизонта руины и выжженные кукурузные поля.

Утром Гумилева разбудил радостный Марусин визг. Затем дверь в его спальню распахнулась, и Маруся, вереща от счастья, стала тыкать Гумилеву в нос какой-то крошечный пушистый комок. Гумилев сел в постели, протер глаза:

– Папа! Папа! Он круче манула в стотыщпийсят раз! Можно, я назову его Мурзик?

– Ну-ка, покажи мне, что тут еще за Мурзик…

Маруся положила котенка ему на ладонь, где он, собственно, целиком и уместился. Из мягкого рыжего меха на Гумилева уставились два синих и неожиданно наглых глаза.

– Какой же он Мурзик? – удивился Гумилев. – Откуда ты вообще это имя взяла? Так котов, по-моему, с прошлого века не называют. Простенько как-то.

– А что, по-твоему, его нужно назвать Иннокентий Павлович? Или Даниил Андреевич?

– С чего это ты решила, что я думал так назвать кота? – опешил Гумилев.

– А у моего знакомого кошку звать Аделаида Петровна. Может, ты тоже думаешь, что котов так нужно называть!

– Нет-нет. Мурзик, так Мурзик, – сдался Гумилев, и Маруся, схватив котенка, понеслась его кормить.

Гумилев еще возился с выборкой из свежих газет, подготовленной референтом, когда ожил селектор.

– К вам господин Вессенберг.

– Пропустите, – велел Гумилев, сразу вспомнив эстонцаксенобиолога.

Вессенберг вошел, благоухая дорогим парфюмом. Он был такой же, как на фотографии, только светлые волосы длиннее раза в два, чем там. Очки в тонкой золотой оправе были, скорее всего, с простыми стеклами, без диоптрий, просто для красоты. Пижон, решил Гумилев.

– Милости прошу, – сказал он, радушно указывая на кресло. Вессенберг сел и только тогда сказал:

– Здравствуйте, господин Гумилев.

– И вам не болеть, – сказал в ответ Андрей. – Могли бы известить о визите.

– Я знаю, что вы не щепетильны в данных вопросах, – с едва заметным прибалтийским акцентом произнес Вессенберг. – К вам можно попасть практически с улицы.

– Теперь уже нет. Слишком много людей приходили просить денег. Из них деньги по-настоящему были нужны одной десятой, и это в лучшем случае. Один, не поверите, просил на новый «майбах».

– Дали?

– Дал. В лоб.

– Разумное действие.

Гумилев посмотрел на часы – девять с небольшим. Потом оценивающе глянул на кипу документов. На Вессенберга.

– Пьете? – спросил он. – Я не алкоголик, с утра обычно не пью, но вчера прочел в газете, что старушка в Великобритании дожила до ста десяти, каждое утро выпивая сто граммов виски. Таков рецепт ее долгожительства.

– Мы совершенно не старушки, потому предлагаю выпить по сто пятьдесят, – не чинясь, сказал эстонец.

Гумилев достал из ящика стола – на самом деле это был, скорее, встроенный бар – бутылку «макаллана» и налил в стаканы на три пальца. Чокнулись, пригубили.

– Хорошее начало, – отметил эстонец.

– Вы в самом деле ксенобиолог? – напрямую спросил Гумилев, ставя стакан прямо на стопку бумаг.

– Ну не понарошку же.

– Нет, я не в том смысле… Видите ли, даже у меня в штате есть несколько ксенобиологов. Более того, они даже изучают определенные вещи. Вполне материальные. Но толку от этого я не вижу. Поэтому и спрашиваю, перефразируя – вы настоящий ксенобиолог?

– Я неоднократно работал с вполне материальными объектами, – уклончиво ответил Вессенберг. – Не могу рассказать вам более детально. Может быть, потом. На месте.

– На месте, я надеюсь, у нас будут под рукой свои материальные объекты, если вся информация о Зоне 51 окажется реальной… Вы сами-то верите?

– Отчего же не верить. Свято место пусто не бывает. Нет дыма без огня.

– Вы, часом, еще не филолог? Пословицами разговариваете.

– Хобби, – с виноватой улыбкой сказал Вессенберг. – Я их коллекционирую. Поневоле запоминаю и использую в повседневной речи.

Эстонец-ксенобиолог разговаривал довольно странно, словно компьютер. Эта манера Гумилева не покоробила, а напротив, позабавила. Он был уверен, что плохого человека Решетников в группу не посоветует. Эксцентричного – да, запросто. Но и сам Гумилев был эксцентричным с точки зрения других. Рыбак рыбака видит издалека? Черт, вот и он заговорил пословицами. Неужто заразно?!

– И почему вы ко мне пришли?

– Представиться. И сообщить, что в группе я буду являться вашим непосредственным заместителем.

– А вот это мне уже не нравится, – насупился Гумилев. – У меня есть Санич. Человек, прошедший огонь, воду и медные трубы. Робокоп, которому я всесторонне доверяю. Вас же я, простите, при всем уважении вижу в первый раз.

– Я ожидал такое непонимание, – с готовностью закивал Вессенберг, вертя в пальцах стакан с «макалланом». – Решетников предупреждал меня, что вы сложный человек. Однако вы не должны забывать, кто стоит за организацией вашего, э-э, анабазиса. Поэтому у нас есть определенные просьбы и условия.

– Черт с вами, – сказал Гумилев сурово. – Кто вы по званию хотя бы?

– Ксенобиолог, – расплылся в широчайшей улыбке эстонец. – А Санич?

– Начальник службы безопасности, – парировал Гумилев.

– Таким образом, кадровый офицер у нас в составе группы только один – Решетников.

– Не понял. Решетников идет с нами, но мой заместитель – вы?

– Я только что об этом сообщил. Так будет удобнее во всех отношениях.

Гумилев решил, что сейчас задавать еще какие-то вопросы бессмысленно – его посетитель слишком уклончив и осторожен, лучше уж потом поговорить с более открытым для диалога Решетниковым. Заместитель так заместитель, какая разница, в конце концов.

– Как вас, простите, по имени-отчеству? Я видел личное дело, но запамятовал.

– Индро Юльевич.

– Очень приятно. Андрей Львович. Итак, вы пришли представиться и сообщить, что у меня появился заместитель. Ваши функции в группе?

– Все, что касается Зоны 51 и того, что мы в ней обнаружим. Организационная часть полностью остается за вами.

– Туда еще пробраться надо, – задумчиво произнес Гумилев. – Вы же не думаете, что это будет легкая пешая прогулка? Я видел результаты спутниковой съемки – база не безжизненна, там кто-то есть. И этот кто-то вряд ли ждет нас с распростертыми объятиями.

– Давайте решать проблемы по мере их поступления, Андрей Львович.

Вессенберг поставил недопитый стакан на край стола.

– Собственно, у меня все, – сказал он. – Если возникнут вопросы, всегда можете связаться со мной через Решетникова. Если нужно будет подъехать – я тут же подъеду.

– В таком случае не смею вас задерживать.

Гумилев поднялся из-за стола и проводил гостя. Когда Вессенберг вышел, он вернулся, нажал кнопку селектора и произнес:

– Олег, зайди, пожалуйста. И захвати дело эстонца.

Глава вторая

Были сборы недолги…

– Вот, – сказал начальник службы безопасности Олег Санич, садясь в кресло и кладя на стол перед Гумилевым тонкую пластиковую папку. – Вся группа в сборе. Я имею в виду, группа, которая будет работать непосредственно на интересующем нас объекте. Остальная часть специальной миссии ООН будет утверждаться академиком Делиевым, как вы и просили.

– Да, – кивнул Гумилев, – мы особо обсудили этот вопрос с Владимиром Владимировичем. Тем более в сложившейся ситуации… До научной части у меня явно руки не дойдут, хотя, если честно, было бы весьма любопытно. Впрочем, оставим это Игорю Синцову, на то он и микробиолог плюс вирусолог.

– Кесарево – Кесарю, – поддакнул Санич. Гумилев с интересом посмотрел на него и раскрыл папку. Невзирая на упреки за старомодность – мол, в век компьютеров перелистывать бумажки просто глупо – он любил читать важные документы именно с листа, а не с экрана.

– Это кто? – сухо спросил Гумилев, помахав в воздухе первой страничкой.

– Я… – смущенно произнес Санич.

– А я-то думаю, кто такой! А заранее согласовать со мной ты не собирался?

– Я подумал, что автоматически должен лететь с вами… В конце концов, меня должность к этому обязывает. Я вас одного не отпущу, Андрей Львович. Хватило с меня Арктики...

– Хорошо, хорошо, – примирительно сказал Гумилев и, не читая, перевернул лист с данными по Саничу.

– Володя Лобачевский, – прокомментировал Санич следующего кандидата. – Вы его знаете, из моих. Бывший десантник, капитан.

– Лобачевского знаю, толковый мужик, – согласился Гумилев. – Великому математику Лобачевскому не родственник?

– Нет, Андрей Львович, – с улыбкой ответил Санич. – Не вы первый спрашиваете.

– Этого берем. Та-ак… – Гумилев взял очередную страничку. – Оксана Иванова.

– Наш новый кадр. Уникальная девушка, мастер спорта по трем видам единоборств, рукопашному бою, отличный стрелок… Переманил из очень серьезной конторы. Даже поссорился с хорошими людьми, пришлось потом поляну накрывать совершенно астрономическую, чтобы не обижались за кражу ценных кадров.

Иванова была красивой. Даже очень красивой. С короткой мальчишеской стрижкой, немного нагловатым выражением лица типа «Да, я такая, и чо?!», едва заметным шрамом на правой скуле. Тридцать лет. Поди ж ты, а больше двадцати не дашь…

– Не боишься, Олег? Сам знаешь, куда отправляемся…

– Вот и проверим, Андрей Львович. Под мою личную ответственность.

– Ты часом не влюбился?! – подмигнул Гумилев. Санич покраснел и возмущенно воскликнул:

– Что вы такое говорите?! Да если бы и так, чего бы я тогда с собой ее тянул в такое пекло?!

– Ладно, – заключил Гумилев. – Коли под твою ответственность, то берем… Слушай, давай я пролистаю твоих бойцов, а? Ты их лучше знаешь, чем я, тебе и карты в руки. Если что не так – на месте и взыщу, ты меня знаешь. Договорились?

– Договорились, – Санич обошел стол, встал рядом с Гумилевым, наклонился и пролистнул несколько страниц. – Моих тут пятеро, не считая меня самого… Чтоб знали – там среди них Грищенко.

– Старый знакомый! – Гумилев вспомнил капитана, с которым искал в тайге пропавшую жену Еву. Человек был весьма толковый, и Гумилев поручил тогда Саничу любыми путями забрать Грищенко к себе. Санич забрал, многократно хвалил бывшего капитана, но работал Грищенко на объекте в Сибири и с Гумилевым ни разу больше не пересекся. Вот, стало быть, и выпал случай…

– А вот это – ученые, – продолжал Санич. – Те, которые пригодятся именно нам, а не миссии ООН и академику Делиеву.

– А вот и ученые… из пробирки извлеченные… – рассеянно пробормотал Гумилев нехитрый стихотворный экспромт. Он прекрасно понимал, что без ученых в Зоне 51 ему делать нечего, но внутренне опасался брать с собой необстрелянных гражданских людей. Рисковать собой он мог, имел право, а вот подставлять под удар других… Да, есть понятия «долг» и «обязанность». Но следовало признать, что с Закрытой Территории могут вернуться не все. А могут и все не вернуться. Нет, пессимистом Гумилев себя не считал, но и сквозь розовые очки смотреть на жизнь разучился давно и бесповоротно.

– Нестор Тарасов… – Гумилев внимательно рассматривал симпатичное, но немного усталое лицо. Двадцать пять лет. Сотрудник вирусологической лаборатории. Ни разу не попадался на глаза, хотя Гумилев, конечно же, и не мог знать всех своих сотрудников, тем более низшего звена. – Кто рекомендовал?

– С учеными сложнее, Андрей Львович. Вначале я отбирал по чисто физическим параметрам. Специально провели ряд тестов – разумеется, ничего не объясняя, просто, дескать, нужда возникла. Потом устроили спартакиаду по отделам. Оно и полезно – кто жирок подрастряс, кто мышцы накачал чуток… А уже после всего этого я тех, кто проходил по всем пунктам, обсудил с начальниками отделов, лабораторий, секторов. Отобрали уже с профессиональной точки зрения всех, кто мог пригодиться согласно вашей разнарядке. Вот набрали. Тарасов, в частности, специализируется по онкологии, добился уникальных результатов, его шефу слов не хватало его расхваливать.

– Онкология? А зачем нам онкология?

– Это у него побочное. На самом деле специалист по вирусам. Классный специалист. Плюс хорошее знание английского.

– Хорошее знание английского, не говоря уж о русском, должно быть у любого образованного человека, – наставительно произнес Гумилев. – Твои бойцы, кстати, когда начнут массированно изучать языки? Ты мне давно обещал. Выполнил? А, Робокоп?

– Мы помаленьку уже начинаем, Андрей Львович, – сказал, кашлянув, Санич. Гумилев прекрасно понимал, что начальник службы безопасности врет, но журить его не стал, не время. Тем более теперь, раз Гумилев показал, что помнит о своем внесенном вскользь пожелании, то Санич исполнит его непременно и на двести процентов.

– Берем Тарасова, раз такое дело… Кто у нас следующий? Следующий у нас Игорь Синцов. Ну, этот «Армагеддоном» занимается с самого начала, его грех не взять.

На Гумилева глянуло длинное сухое лицо психолога Артемьева. Его он хорошо знал.

– Артемьев? Я думал, он не пройдет тесты по физподготовке и врачебный осмотр.

– Как видите, прошел.

– Сложный человек, но полезный. Ой, помотает он нам нервы… Но с ним лучше, чем без него. Рад, что Артемьев прошел. Я грешным делом его даже и приглашать не стал, думал, пожилой человек.

– Этот пожилой человек, Андрей Львович, при мне на спор пятьдесят раз подтянулся.

– Ну так и молодец. Э-э… А это еще кто? Ксенобиолог… Я вроде бы всех наших ксенобиологов знаю.

– А это и не наш. Прикомандирован лично Решетниковым.

– Индро Вессенберг… Эстонец?

– По отцу. Там все написано.

– Если это человек Решетникова, написанному можно и не верить. Хотя что это я, эстонец так эстонец. Хоть папуас, лишь бы специалист был хороший. Ишь ты, он еще и криптозоолог! С учетом того, что нас может ожидать в Зоне 51, весьма и весьма благодарен Решетникову.

– Кстати, он звонил недавно. Сказал, что с нами не летит, прибудет в Твин Фоллз немного позже. Из прочего – с нами очень просился Дмитрий Краснов. Тот, который вас в свое время взорвать хотел.

– Я помню, Олег. Обижаешь. И что с ним?

– Не прошел по физике. Сердчишко у парня не ахти… – сокрушенно развел руками Санич.

– Вылечить. Если нужно – сделать пересадку. Скажи… Впрочем, не надо, я сам распоряжусь. А пока его можно приставить к Делиеву, у академика есть чему поучиться. Они будут под надежной охраной, надеюсь, там ничего серьезного не случится. Естественно, на Закрытую Территорию мы его не возьмем ни под каким соусом.

Гумилев еще раз пролистал страницы папки и вернул ее Саничу, сказав:

– Не буду я все подробно читать. Одних и без того хорошо знаю, других ты хорошо знаешь, третьих – как этого Вессенберга – нам все равно навяжут. На чем летим, разобрались?

– Военный борт. АН-124-210 «Руслан», тяжелый дальнемагистральный транспортник. Вылет с военного аэродрома Сеща в Брянской области. Вы летите с нами или на собственном «джете»?

– Знаю такой аэродром. Конечно, лечу вместе со всеми. Когда определится точное время вылета, проинформируй. И скажи там, пусть машину подают. Покачу домой, обещал Маруську в цирк сводить.

…На сцене прыгал разноцветный клоун в огромных башмаках и с красным носом. У клоуна не получалось сыграть на рояле – то из-под клавиш брызгали ему в лицо струйки воды, то вместо музыки слышалось разъяренное мяуканье, и из инструмента выбегала целая стая кошек, а в конце концов рояль и вовсе развалился, после чего шпрехшталмейстер выгнал клоуна вон, а бутафоры унесли черные доски за кулисы.

Маруся весело смеялась и скакала на кресле рядом с Гумилевым, хлопая в ладоши. Периодически она пихала отца локтем в бок:

– Па! Смешно же!

Гумилев вымученно улыбался и тихо говорил дочери:

– Марусь, я, наверное, старый для этого и этих шуток не понимаю. Это же для детей…

На что Маруся, хитро улыбаясь, заявила:

– Да знаю я, что для детей! Я этот номер видела, когда мне еще три года было! Мы еще тогда в цирк с мамой ходили… – и осеклась, помрачнела, закусила губу.

Гумилев расстроился – называется, привел ребенка в цирк порадоваться. Почему ж всегда все наперекосяк?! Но пока думал, что сказать и не уйти ли вообще, Маруся оживилась и снова хохотала над тем, как потешная болонка отбирала у бутафора кольца и еще какие-то причиндалы, которые он раскладывал на арене для следующего номера. Гумилев облегченно вздохнул и мысленно пообещал сделать дочери какой-нибудь подарок, какой только попросит. Тем более что вскоре им предстояло расстаться, и кто знает – надолго ли…

Сам Гумилев цирк никогда не любил: животные казались ему уставшими и измученными, шутки – несмешными, выступления гимнастов и разных там фокусников – неинтересными. Но Маруся все это любила, и Гумилев старался по возможности ходить с ней.

– Ты чего такой задумчивый, папа? – заботливо спросила Маруся, пока сцену готовили к выступлению эквилибристов.

– Работы много, милая. Скоро полетим в Америку, нужно серьезно подготовиться.

– Это туда, где все люди болеют?

– Да. Мы хотим им помочь. Придумаем лекарство, ну и еще кое-что надо там сделать. Опередить злых людей, пока они не совершили очень плохой поступок.

«Что я делаю?! – подумал Гумилев мимолетно. – Рассказываю восьмилетней девочке о секретном проекте».

– Папа! Ты прямо со мной как с маленькой разговариваешь – «злые люди»! Кто они? Бандиты? Или преступники?

– Не знаю, Марусь. Честно не знаю – бандиты они, преступники или вообще непонятно кто такие… Давай не будем об этом. Считай, я ничего не говорил, ладно?

Маруся нахмурилась:

– Нет, папочка, не ладно. Я буду волноваться. А если эти «злые» будут в вас стрелять? Между прочим, в кино злые всегда стреляют, – сказала Маруся. Она действительно смотрела очень много фильмов, старых и современных. Ева в свое время пыталась это ограничивать, но потом… Потом Гумилев решил, что умный ребенок сам разберется, что ему смотреть, а что – нет. Разумеется, всякую заведомую эротику с порнографией он отсек, зато исторические фильмы, боевики, фантастику и даже разный там артхаус разрешал.

– Если злые будут в нас стрелять, мы будем стрелять в них, – ответил Гумилев. – К сожалению, жизнь – такая штука, что иногда приходится стрелять.

– Ух ты! А можно мне с тобой полететь в Америку?

Гумилев улыбнулся.

– Нет, Марусь, никак нельзя. Во-первых, туда летят только взрослые, которые будут заниматься определенной работой. Кто-то – вирусы исследовать, кто-то – придумывать лекарство, кто-то – наблюдать за экологией, готовить еду, ремонтировать технику. Во-вторых…

– Я тоже умею готовить еду! – возмутилась Маруся. – Я позавчера борщ варила!

Результатом приготовления борща стали до потолка загаженная кухня и примерно поллитра неаппетитной на вид густой бурды, которую Гумилеву пришлось съесть, рассыпаясь в благодарностях. Справедливости ради следовало сказать, что бурда оказалась неожиданно вкусной, хотя и на редкость неприглядной.

– Ты же не все умеешь готовить. А вдруг кто-то борщ не захочет, а захочет гречневую кашу?

– Нет, кашу я не умею, – подумав, сказала Маруся. – И стрелять я тоже пока еще не умею.

– Вот видишь!

– Ладно, тогда обещай мне, что ты будешь там себя хорошо вести, поможешь, кому надо, и прилетишь обратно. А злых, если попадутся, вы застрелите.

– Обещаю! – сказал Гумилев, торжественно поднимая руку. – А теперь давай смотреть дальше, а то мы разговариваем и другим мешаем.

Эквилибристы вертелись на каких-то блестящих приспособлениях под рукоплескания публики, а Гумилев просчитывал в уме, все ли необходимое ушло в погрузку. Здоровенный «Руслан» мог поднять сто пятьдесят тонн груза – вроде бы предостаточно, но это как поездка в командировку: все равно забудешь или зубную щетку, или бритву. Разумеется, какое-то оборудование предоставляла принимающая сторона, но беда была в том, что часть груза никак не предназначалась для глаз американцев.

Особенно это касалось оружия и полевой амуниции. После длительных консультаций с Решетниковым было решено брать с собой только американское стрелковое оружие. Во-первых, оно не вызывало излишних подозрений. Во-вторых, в случае соприкосновения с вероятным противником давало возможность использовать трофейные боеприпасы. Накануне вылета Санич должен был провести специальный курс стрелковой подготовки со всеми членами группы. То-то удивятся господа ученые, подумал Гумилев. А может, и не удивятся. Они ведь прекрасно представляют себе, куда летят и что их там может ждать. Закрытая Территория – это, по сути, сплошная ловушка, где на тебя могут напасть все, кто угодно, от диких зверей до одичавших людей.

С американской стороны, по информации все того же вездесущего Решетникова, их должны были сопровождать федеральные агенты Ковальски и Маккормик. Официально об этом заявлено еще не было, но какие-то неведомые источники уже были в курсе. Конечно же, ни Маккормика, ни Ковальски с собой в Зону 51 брать не собирались. Точно так же пока не был решен вопрос о переброске группы в Неваду на базу Неллис. Гумилев не представлял себе, что придумали ребята Решетникова – угон вертолета или пеший поход. Чего-чего, а бардака на границе с Закрытой Территорией не наблюдалось – периметр жестко отслеживался на предмет проникновения инфицированных. Помимо сухопутных патрулей, вертолетов и беспилотников незримую границу уже пару месяцев охраняли «Итеры».

Название «Энергетически автономного тактического робота» (Energetically Autonomous Tactical Robot), разработанного компанией Robotic Technology еще в 2009 году, для удобства было сокращено до многозначительного EATR (почти что eater, по-английски – «едок»). «Итер» был способен находить и заглатывать биомассу, и извлекать из нее энергию, используя различные органические источники. Он мог питаться и традиционными видами топлива, причем почти любыми – бензином, керосином, дизелем, нефтью, пропаном, углем. Но изначально робот был рассчитан на пожирание животной органики – в частности, трупов людей и животных.

В мирное время определенные этические нормы не позволяли запустить «Итеров» в широкое производство и тем более – в активное использование. Роботы-людоеды еще на стадии разработки вызвали нездоровый ажиотаж, когда информация просочилась к газетчикам. Но после Катастрофы выбирать не приходилось. Северо-Американский Альянс решился на использование «Итеров» после того, как в одной из частей Национальной Гвардии, охранявших периметр, поднялся бунт – гвардейцы отказались стрелять в людей, просивших помощи.

С «Итерами», по информации опять же Решетникова, возникла масса проблем. Некоторые отрубились и начали существовать автономно, не подчиняясь приказам операторов. Другие перестали распознавать сигнал «свой – чужой», устраивали перестрелки с гвардейцами и солдатами регулярной армии. Третьи вели себя пристойно, но иногда «сходили с ума» – в том же Айдахо, куда предстояло лететь Гумилеву, робот прямо на базе сожрал трех солдат и капрала.

– Папочка, папочка! – закричала Маруся, отвлекая Гумилева от мыслей о плотоядных роботах. – Купи мне такого котика!

На арене лохматый манул прыгал через кольцо.

– Купим, – рассеянно пообещал Гумилев. – Только пообещай, что на руках не будешь таскать, он кусучий.

– Хорошо, не буду! – радостно закивала Маруся.

Что-то там еще было насчет одичавших пум, вспомнил Гумилев применительно к «котику». Даже не просто одичавших, а мутировавших. Самка пумы рожает четырежды в год, сущее раздолье для мутаций…

Из цирка он ехал все в той же задумчивости, автоматически отвечая на марусины вопросы, порой совершенно невпопад.

– Папа! Так что, купишь мне котика? Ты пообещал!

– Да-да, – рассеянно сказал Гумилев.

– Тогда почему мы уже подъезжаем к дому? – требовательно спросила Маруся.

– Как почему? – растерялся Гумилев, – потому что уже поздно и…

– Ничего не поздно! Мне же нужен кто-то, кого я буду воспитывать, пока ты будешь в Америке!

– Маруся, я же не сегодня уезжаю в Америку… Да и где мы сейчас найдем тебе манула?! Это не быстро делается. Мне нужно позвонить специальным людям…

Маруся хитро улыбнулась:

– Да ладно, пап, не нужен мне манул. Раз он кусучий. Давай купим просто котика в торгошке, это же рядом. Там есть такой отдел, где рыбки продаются, птички и котики!

Но зоомагазин в торговом центре уже закрылся, и через стекло на посетителей грустно смотрели хомячки, белые мыши, махонький кайман и три шиншиллы. Котят не было совсем, но Маруся все равно расстроилась. Пришлось Гумилеву клятвенно пообещать дочке, что завтра, прямо с утра, они отправятся за котенком в магазин.

Дома Гумилев отправил Марусю умываться и надевать пижаму, сказав, что скоро зайдет пожелать спокойной ночи. И тут же набрал Санича.

– Олег, выручай. Маруське срочно кот понадобился, воспитывать его будет, пока я в отъезде.

– Да без проблем, Андрей Львович. А какой кот? Породистый?

– Она вообще манула хотела, в цирке на мою голову увидала. Но манула, пожалуй, все-таки не надо. Да и вообще возни с этими породистыми… Ну их. Пусть будет обычный котенок. Посимпатичнее найди, да и все. Только надо, чтобы он утром здесь уже был, к тому времени, как она проснется.

– Сделаем, Андрей Львович. Знаю я, где кота взять. И то, хорошее дело – некогда девочке скучать будет с котом-то.

Гумилев положил трубку и тяжело вздохнул. Им тоже скучать не придется и без всяких котов…

Маруся уже лежала в своей кроватке, чинно сложив руки на одеяле. Гумилев улыбнулся – до чего послушными делает детей обещанный подарок… Он пожелал дочке спокойной ночи.

– Спокойной ночи, папочка! Хороших снов! – прощебетала Маруся свою традиционную ночную формулу. Но хорошие сны Андрею Гумилеву не снились. Снились человекоподобные роботы, пожирающие вопящих людей, простирающиеся до горизонта руины и выжженные кукурузные поля.

Утром Гумилева разбудил радостный Марусин визг. Затем дверь в его спальню распахнулась, и Маруся, вереща от счастья, стала тыкать Гумилеву в нос какой-то крошечный пушистый комок. Гумилев сел в постели, протер глаза:

– Папа! Папа! Он круче манула в стотыщпийсят раз! Можно, я назову его Мурзик?

– Ну-ка, покажи мне, что тут еще за Мурзик…

Маруся положила котенка ему на ладонь, где он, собственно, целиком и уместился. Из мягкого рыжего меха на Гумилева уставились два синих и неожиданно наглых глаза.

– Какой же он Мурзик? – удивился Гумилев. – Откуда ты вообще это имя взяла? Так котов, по-моему, с прошлого века не называют. Простенько как-то.

– А что, по-твоему, его нужно назвать Иннокентий Павлович? Или Даниил Андреевич?

– С чего это ты решила, что я думал так назвать кота? – опешил Гумилев.

– А у моего знакомого кошку звать Аделаида Петровна. Может, ты тоже думаешь, что котов так нужно называть!

– Нет-нет. Мурзик, так Мурзик, – сдался Гумилев, и Маруся, схватив котенка, понеслась его кормить.

Гумилев еще возился с выборкой из свежих газет, подготовленной референтом, когда ожил селектор.

– К вам господин Вессенберг.

– Пропустите, – велел Гумилев, сразу вспомнив эстонцаксенобиолога.

Вессенберг вошел, благоухая дорогим парфюмом. Он был такой же, как на фотографии, только светлые волосы длиннее раза в два, чем там. Очки в тонкой золотой оправе были, скорее всего, с простыми стеклами, без диоптрий, просто для красоты. Пижон, решил Гумилев.

– Милости прошу, – сказал он, радушно указывая на кресло. Вессенберг сел и только тогда сказал:

– Здравствуйте, господин Гумилев.

– И вам не болеть, – сказал в ответ Андрей. – Могли бы известить о визите.

– Я знаю, что вы не щепетильны в данных вопросах, – с едва заметным прибалтийским акцентом произнес Вессенберг. – К вам можно попасть практически с улицы.

– Теперь уже нет. Слишком много людей приходили просить денег. Из них деньги по-настоящему были нужны одной десятой, и это в лучшем случае. Один, не поверите, просил на новый «майбах».

– Дали?

– Дал. В лоб.

– Разумное действие.

Гумилев посмотрел на часы – девять с небольшим. Потом оценивающе глянул на кипу документов. На Вессенберга.

– Пьете? – спросил он. – Я не алкоголик, с утра обычно не пью, но вчера прочел в газете, что старушка в Великобритании дожила до ста десяти, каждое утро выпивая сто граммов виски. Таков рецепт ее долгожительства.

– Мы совершенно не старушки, потому предлагаю выпить по сто пятьдесят, – не чинясь, сказал эстонец.

Гумилев достал из ящика стола – на самом деле это был, скорее, встроенный бар – бутылку «макаллана» и налил в стаканы на три пальца. Чокнулись, пригубили.

– Хорошее начало, – отметил эстонец.

– Вы в самом деле ксенобиолог? – напрямую спросил Гумилев, ставя стакан прямо на стопку бумаг.

– Ну не понарошку же.

– Нет, я не в том смысле… Видите ли, даже у меня в штате есть несколько ксенобиологов. Более того, они даже изучают определенные вещи. Вполне материальные. Но толку от этого я не вижу. Поэтому и спрашиваю, перефразируя – вы настоящий ксенобиолог?

– Я неоднократно работал с вполне материальными объектами, – уклончиво ответил Вессенберг. – Не могу рассказать вам более детально. Может быть, потом. На месте.

– На месте, я надеюсь, у нас будут под рукой свои материальные объекты, если вся информация о Зоне 51 окажется реальной… Вы сами-то верите?

– Отчего же не верить. Свято место пусто не бывает. Нет дыма без огня.

– Вы, часом, еще не филолог? Пословицами разговариваете.

– Хобби, – с виноватой улыбкой сказал Вессенберг. – Я их коллекционирую. Поневоле запоминаю и использую в повседневной речи.

Эстонец-ксенобиолог разговаривал довольно странно, словно компьютер. Эта манера Гумилева не покоробила, а напротив, позабавила. Он был уверен, что плохого человека Решетников в группу не посоветует. Эксцентричного – да, запросто. Но и сам Гумилев был эксцентричным с точки зрения других. Рыбак рыбака видит издалека? Черт, вот и он заговорил пословицами. Неужто заразно?!

– И почему вы ко мне пришли?

– Представиться. И сообщить, что в группе я буду являться вашим непосредственным заместителем.

– А вот это мне уже не нравится, – насупился Гумилев. – У меня есть Санич. Человек, прошедший огонь, воду и медные трубы. Робокоп, которому я всесторонне доверяю. Вас же я, простите, при всем уважении вижу в первый раз.

– Я ожидал такое непонимание, – с готовностью закивал Вессенберг, вертя в пальцах стакан с «макалланом». – Решетников предупреждал меня, что вы сложный человек. Однако вы не должны забывать, кто стоит за организацией вашего, э-э, анабазиса. Поэтому у нас есть определенные просьбы и условия.

– Черт с вами, – сказал Гумилев сурово. – Кто вы по званию хотя бы?

– Ксенобиолог, – расплылся в широчайшей улыбке эстонец. – А Санич?

– Начальник службы безопасности, – парировал Гумилев.

– Таким образом, кадровый офицер у нас в составе группы только один – Решетников.

– Не понял. Решетников идет с нами, но мой заместитель – вы?

– Я только что об этом сообщил. Так будет удобнее во всех отношениях.

Гумилев решил, что сейчас задавать еще какие-то вопросы бессмысленно – его посетитель слишком уклончив и осторожен, лучше уж потом поговорить с более открытым для диалога Решетниковым. Заместитель так заместитель, какая разница, в конце концов.

– Как вас, простите, по имени-отчеству? Я видел личное дело, но запамятовал.

– Индро Юльевич.

– Очень приятно. Андрей Львович. Итак, вы пришли представиться и сообщить, что у меня появился заместитель. Ваши функции в группе?

– Все, что касается Зоны 51 и того, что мы в ней обнаружим. Организационная часть полностью остается за вами.

– Туда еще пробраться надо, – задумчиво произнес Гумилев. – Вы же не думаете, что это будет легкая пешая прогулка? Я видел результаты спутниковой съемки – база не безжизненна, там кто-то есть. И этот кто-то вряд ли ждет нас с распростертыми объятиями.

– Давайте решать проблемы по мере их поступления, Андрей Львович.

Вессенберг поставил недопитый стакан на край стола.

– Собственно, у меня все, – сказал он. – Если возникнут вопросы, всегда можете связаться со мной через Решетникова. Если нужно будет подъехать – я тут же подъеду.

– В таком случае не смею вас задерживать.

Гумилев поднялся из-за стола и проводил гостя. Когда Вессенберг вышел, он вернулся, нажал кнопку селектора и произнес:

– Олег, зайди, пожалуйста. И захвати дело эстонца.