1. Чем вызван ваш интерес к событиям русской революции?
- Во-первых, надо заметить, что эта тема не слишком востребована в фантастике. Если о Второй Мировой войне написаны тысячи криптоисторических романов, то революцию почему-то оставили за бортом. Хотя события 1917 года крайне занимательны, и мы, по сути, довольно мало о них знаем. «Официальная» история при Советской власти выглядела весьма однобоко, затем ее переделали весьма примитивным образом, перекрасив черное в белое и наоборот... В общем, непаханое поле. Грех было пройти мимо.
2. Ваш роман называется «Революция», но действие в нем начинается в 1891 году. Вы считаете, что если бы не покушение на цесаревича Николая в Японии, октября семнадцатого не было бы?
- Я скорее готов утверждать, что революции не случилось бы, будь то покушение удачным. Но в любом случае незамеченным для будущего императора оно не прошло - это касается хотя бы головных болей, мучивших Николая на протяжении всей его жизни. Да и отпечаток на его характер покушение явно наложило - подозрительность и недоверчивость царя стали ярко проявляться именно после поездки в Японию.
3. Однако немало исследователей считают, что Николай, напротив, был чересчур доверчив - и в частности, слепо верил «старцу» Григорию Распутину, имевшему на него огромное влияние. В вашей книге Распутин если и упоминается, то мельком - судя по всему, вы не разделяете подобную точку зрения?
- О Распутине лично у меня не поднимается рука писать после замечательного, хотя и спорного, романа Валентина Пикуля «Нечистая сила». Лучше в любом случае не получится, поэтому Распутин в моей книге присутствует опосредованно - в царских дневниках, например. Хотя во второй книге «Революции» он займет больше места. Что же касается доверчивости Николая, то она была странной - доверяя тому же Распутину, чье воздействие на царя было безусловно негативным, Николай не доверял тем, кому должен был доверять - тем же министрам или военным. Серьезные вещи он отметал, а откровенно диковатые - поддерживал. Взять хотя бы историю с «царь-танком» Лебеденко, сорокатонным трехколесным монстром, который и ехать-то толком не мог - Николай лично курировал этот абсурдный проект.
4. То есть царь, которого принято считать миротворцем, и который выступал, как мы сейчас сказали бы, против гонки вооружений, поддерживал подобные прожекты? Говорят, что тибетский лекарь Бадмаев, о котором вы тоже пишете в книге, предлагал Николаю план по присоединению к России Тибета и Китая. Это правда? И как отнесся к этому предложению последний российский император?
- Строго говоря, Бадмаев предлагал сей проект еще Александру Третьему, и тот, проникшись, выдал требуемый стартовый капитал. Но Бадмаев его истратил не столько на присоединение Китая и Тибета (еще речь шла о Монголии), сколько на раскрутку собственного торгового дома «Бадмаев и Ко». Николай идею тоже поддержал, но не столь азартно, и в итоге кончилось тем, что министерство финансов попросту перестало выделять Бадмаеву средства. А тут еще и русско-японская война... Кстати, Витте, который, по сути, и зарубил проект Бадмаева, предлагал присоединить к России Абиссинию. Что любопытно, это было вполне реально. Жаль, что дальше разговоров дело не двинулось...
5. Кстати, об Абиссинии… В романе туда совершает две экспедиции замечательный русский поэт Николай Гумилев. В свое время приятели поэта сомневались в том, что Гумилев ездил куда-то дальше Каира, и считали, что всю «африканскую экзотику» он просто выдумал. Теперь же приходится слышать обратное - будто бы Гумилев выполнял в Абиссинии секретное задание российского Генерального штаба, то есть, по сути, работал на русскую разведку. А что было на самом деле?
- На самом деле экспедиций было три, и всем им есть довольно серьезные документальные подтверждения. Главной, разумеется, была третья экспедиция, которую Гумилев «выбил» в Императорской Академии наук. После нее остались и собранные коллекции - этнографические и энтомологические, и фотографии, и дневники... Однако мало кто знает, что по факту экспедиций Гумилев в самом деле составил для Генерального штаба меморандум со всесторонней характеристикой Абиссинии, и в том числе - с точки зрения военного потенциала. Если же учесть, что по всему пути следования Гумилеву оказывалась максимальная помощь - с тем же пароходом вопрос был решен чуть ли не за час - становится понятным, что цели у экспедиции были... не совсем этнографическими. Конечно, напрямую называть Гумилева разведчиком вряд ли верно, но миссию его смело можно считать разведывательной.
6. А бывший офицер (впоследствии монах-схимник) Булатович, на встречу с которым едет попутчик Гумилева по первой экспедиции - он какого рода деятельностью в Абиссинии занимался?
- О, Булатович - интереснейший персонаж. Это, кстати, прототип того самого «гусара-схимника Буланова», о котором рассказывает Остап Бендер в «Двенадцати стульях». Булатович поехал в Абиссинию по линии Красного Креста, но здесь тоже все не так просто - корнет и лейб-гусар, уже через год он был военным консультантом и доверенным лицом абиссинского императора Менелика II. Негус как раз воевал с итальянцами и параллельно наводил порядок среди враждебных племен. Булатович не только давал советы, но и воевал лично, а также совершил несколько экспедиций, собрав уникальный материал и посетив некоторые места, куда европейцев пока не заносило. Гумилев относился к Булатовичу и его работам с чрезвычайным уважением. Кстати, Булатович ездил в Эфиопию и уже будучи иеромонахом - изучал возможность открытия там православной миссии. К сожалению, Менелик как раз умер, и с миссией ничего не получилось.
7. Получается, что разведкой в описываемый вами период занимались и поэты, и монахи. А что же главный отрицательный герой романа - Цуда Сандзо? Он тоже реальный персонаж? И считаете ли вы сами его отрицательным?
- Скажем так: в те времена довольно мудро поручали разведывательные функции разным людям, как побочные. Тот же Гумилев в экспедиции фотографировал как туземцев в национальных одеждах, так и порты, и крепости. Что касается Цуда Сандзо, то он персонаж реальный наполовину. То есть такой человек был, действительно совершил покушение на цесаревича Николая, а потом очень быстро умер в тюрьме. Стопроцентного подтверждения его смерти не существует, поэтому я и решил - японца не убивать. И посмотреть, во что могла бы вылиться его дальнейшая миссия. В итоге получился герой, которого отрицательным называть не совсем верно - он во многом лишь бездумное орудие, и только к концу книги начинает действовать самостоятельно. По крайней мере, ему так кажется. И потом, он же не совсем сволочь. Ничего особенно отвратительного он не делает. В определенные моменты он делает, в общем-то, малозначительные с виду вещи, которые приводят к последствиям исторического масштаба. А ведь по сути, история так и творится. И порой можно задуматься - а творится ли она сама или кто-то эти малозначительные вещи тщательно планирует?!
8. А кто те загадочные люди, которые в Порт-Артуре снабдили бывшего «японского городового» магнитной миной и аквалангом (и это за сорок лет до его официального изобретения)? Вы раскроете эту тайну в следующих книгах?
- Пусть это пока и останутся «загадочные люди». Во второй книге они появятся еще как минимум один раз. А вот будет ли раскрыта тайна, покажет время. Я вообще старался разбросать по тексту множество «крючков». Причем некоторые появились буквально сами по себе, не будучи запланированными сюжетно.
9. А появятся ли во второй и третьей книге серии новые предметы с удивительными свойствами?
- Один из них, как мог заметить читатель, уже появился в самом конце первой книги. Разумеется, будут появляться и другие, но «основными» - или как их лучше назвать? - останутся сверчок и скорпион.
10. Будут ли связаны романы цикла «Революция» с другими книгами проекта «Этногенез» сквозными персонажами?
- Я думаю, что во второй и третьей частях «Революции» обязательно появятся персонажи, связанные с одной из моих любимых книг проекта – «Блокадой». Тем более события «Революции» исторически плавно перетекают как раз в предвоенные и военные времена. Но кто это будет и что он станет делать - пока говорить, конечно же, рано.